— Я должен ехать, папочка! Должен во что бы то ни стало! — повторил Бэнни.
И м-р Росс дал свое согласие, и недели две спустя Бэнни получил все документы, которые должен был предъявить в учебный лагерь.
Тетя Эмма проливала над ним слезы, а старая мать м-ра Росса сказала, что считает это преступлением и что с этого момента она теряет всякий интерес к жизни. Берти делала приготовления для прощального вечера в честь отъезда брата, а м-р Росс заявил, что он уже начал переговоры с Верноном Роскэ, самым крупным нефтяным деятелем всего побережья, председателем обществ "Flora Мех" и "Mid-Central Pete", который неоднократно проектировал основать крупное предприятие и уже заранее назвал его фирмой "Консолидированного Росса".
V
Они поехали в Парадиз. Бэнни хотелось взглянуть на все еще раз перед своим отъездом в лагерь. Там узнали, что Поль должен скоро получить отпуск и приехать домой, перед там как отправиться в длинное путешествие через Тихий океан. Услыхав это, м-р Росс заметил, что эта война похожа на пожар на каком-нибудь складе: никогда нельзя было знать заранее, куда кинется огонь и что будет им погублено. Такую шутку война сыграла и с Полем, получившим неожиданно приказ отправиться вместе со своей плотничьей артелью через Тихий океан. И куда! В Сибирь, во Владивосток.
Объяснялось это тем, что когда большевики стали править Россией, то в их руках оказалась целая армия военнопленных, в числе которых было сто тысяч чехо-словаков. Это было совсем еще новое слово, которое вы тщетно стали бы искать в энциклопедических словарях. Потом вам объяснили бы, что это были богемцы. Но "богемцы" — Bohemians — немецкое слово, и его переделали в "Czecho-Slovaks" — чехо-словаков — слово, которое долго никто не знал ни как произносить, ни как писать. Этот народ возмутился против германцев, и большевики решили всех своих пленных чехо-словаков отправить во Владивосток, где союзники могли взять их под свое покровительство и в случае надобности переслать на фронт. Но по дороге в Сибирь чехо-словаки вступили в открытую борьбу с большевиками и с отпущенными на свободу германскими военнопленными и захватили в свои руки большую часть железнодорожного пути.
И вот теперь во всю эту путаницу вмешались союзники. Газеты объяснили это дело так:
Большевистское движение было движением кучки фанатиков, захвативших власть в свои руки с помощью вооруженных наемных китайцев, монголов, казаков и бежавших из тюрем каторжников. Власть такого правительства не могла продолжаться долго — какие-нибудь недели или самое большее месяцы, и было необходимо оказывать всеми способами поддержку всем тем "ядрам", вокруг которых сгруппировались все порядочные русские люди. И вот такую поддержку и решили оказать союзники. Американские и японские войска должны были помогать чехо-словакам в Сибири, а американские и британские войска — организовать русских беженцев в Архангельске, на далеком Севере. Туда-то и отправляли Поля для постройки бараков и хижин вдоль знаменитого Великого сибирского железнодорожного пути, и другу Бэнни предстояло самому воочию проверить все те события, о которых он спорил с м-ром Россом. Тем временем Бэнни будет в учебном лагере, и когда занятия там закончатся, его пошлют на фронт — и, может быть, туда же, где будет и он, Поль. На этот раз он не стал бы противиться, если бы м-р Росс решил оказать в этом деле свое влияние. Бэнни, без сомнения, будет работать очень энергично, быстро двигаться по службе, и ничего нет невозможного в том, что Поль с артелью своих плотников окажется под его командой.
А пока что и Полю и всем его родным и друзьям приходилось переживать тяжелое время из-за Руфи, которая была безутешна. Она не осушала глаз и за завтраками и обедами выскакивала из-за стола и выбегала из комнаты, чтобы не рыдать громко при всех. А когда Полю настало время уезжать и он стал со всеми прощаться, Руфь, казалось, совсем потеряла рассудок и так судорожно охватила шею Поля руками, что ему пришлось силой разжимать ее пальцы. Не легко было уезжать при этих условиях, оставляя сестру лежащей в глубоком обмороке! Старый м-р Аткинс не отходил от нее и поручил Сэди исполнять за нее все работы по хозяйству и заботиться о м-ре Россе. Да, война давала себя чувствовать!
VI
Бэнни вернулся в Бич-Сити, где его ждало другое, подобного же рода испытание. Но старая м-с Росс не плакала и не падала в обморок: она заперлась в своей мастерской и в общих комнатах не показывалась. Даже обедала и завтракала у себя. Когда настал день отъезда, Бэнни постучал к ней в дверь, и она впустила его в свою лабораторию красок, масла и высокого искусства. Старая м-с Росс была спокойна, но выражение ее лица было страшно, и красные веки свидетельствовали о пролитых слезах.
— Дитя, — сказала она (для нее он все еще оставался маленьким мальчиком, для нее он никогда не мог сделаться взрослым), — дитя, ты являешься жертвой тех преступлений, которые совершили старики. Сейчас это тебе ничего еще не говорит, но запомни эти слова, и придет день — много лет спустя после моей смерти, — когда ты их поймешь.
Он обнял ее, поцеловал и молча вышел из комнаты. Слезы текли по его лицу, и у него было такое ощущение, точно он сам совершал тяжелое преступление. И ощущение это еще обострилось, когда неделю спустя он получил телеграмму с известием, что старая м-с Росе была найдена в своей постели мертвой. Взяв трехдневный отпуск, он поехал домой и после похорон вторично простился со всеми домашними.
Учебный лагерь находился на юге под палящими лучами жгучего солнца и кишмя кишел юношами, приезжавшими туда со всех концов государства, большею частью окончившими высшие учебные заведения и университеты, и среди них было очень немного таких, кто обладал бы уже известной долей военной опытности. Тут были дети крупных виноделов, владельцев плодовых садов, скотоводов, лесопромышленников и деловых людей всевозможных профессий. Бэнни интересно было познакомиться с ними со всеми поближе и узнать, что они все думали о жизни, о любви, о войне. Он с жаром, до боли в спине, занимался военным учением, а потом проходил те или другие предметы, так же, как он это делал в школе. Но здесь он жил в палатке, проводил все время на воздухе, ел с жадностью все, что ни подавалось, и мужал с каждым днем.
Время от времени он отправлялся с кем-нибудь из товарищей знакомиться с ближайшими к лагерю окрестностями, но не пускался ни в какие любовные авантюры, на которые уходили все свободные часы обучавшейся в лагере молодежи. Здесь не было никаких преград самым вольным разговорам. Начальство было убеждено, что раз вы отлучились куда-нибудь из лагеря, то это значит, что вы отправлялись на поиски за женщиной, и когда вы возвращались, оно считало своим долгом дать вам те или другие советы и направить вас в находившееся при лагере лечебное заведение, где вы встречались с другими молодыми людьми и проводили время в веселой болтовне и острили по поводу вашего внелагерного времяпровождения… Бэнни достаточно уже знал жизнь, для того чтобы не сомневаться в том, что жившие в окрестностях женщины успели в достаточной мере развратиться, и он оставался вполне равнодушен к их многообещающим взглядам и затянутым в шелковые чулки толстым икрам.
