Уильям бросил кусок масла на сковородку, и оно тут же зашипело.
— А он узнал из первых рук.
— От Датча?
— Ну, разумеется, от Датча, от кого же еще!
— Он — шеф полиции! — воскликнула Мэри-Ли. — Уж ему ли не знать, что нельзя раскрывать Уэсу тайну следствия!
— Они закадычные друзья. Их водой не разольешь. — Уильям разбил два яйца над сковородкой. — У них нет секретов друг от друга. Да и что тут такого страшного?
— Это может повредить следствию.
— Не понимаю, каким образом.
— Если ты знаешь и я знаю, сколько еще народу знает?
— Да какая теперь-то разница? Ведь они уже узнали, кто такой Синий.
— Наверное, никакой.
— Однако, — он ловко перевернул яичницу, — отсюда можно извлечь хороший урок, Мэри-Ли.
— Какой урок?
— Никто в этом городе ничего не может удержать в секрете.
Он улыбнулся ей, но у Мэри-Ли возникло неприятное ощущение, что улыбка у него вышла вовсе не такой сердечной, какой сам Уильям хотел ее изобразить.
Глава 17
Лилли носком ноги подтолкнула вперед кусок синей бархатной ленточки на полу. Она нашла ленточку в одном из застегнутых на «молнию» отделений рюкзака Тирни. пока искала доказательства присутствия другой женщины в его жизни. Когда она подняла на него взгляд, слова стали не нужны.
— Я ее нашел, — сказал он.
— Нашел?
— Вчера.
— Где?
Тирни дернул подбородком в сторону вершины пика Клири.
— Она что, просто лежала на земле в лесу? Кусок синей ленты?
— Она зацепилась за куст, — сказал Тирни. — Развевалась на ветру. Вот так я ее и заметил. — Должно быть, ее недоверие говорило само за себя. — Слушай, — добавил он, — я понимаю, почему ты так распсиховалась, когда ее увидела. Я знаю, что это значит.
— Откуда ты знаешь?
— Все знают о ленточке, Лилли.
Она яростно покачала головой:
— Только полиция и виновный.
— Нет, — решительно возразил Тирни, — все знают. Местная полиция во главе с Датчем не умеет хранить секреты. Кто-то дал утечку, что синюю бархатную ленточку находили каждый раз на месте предполагаемого похищения.
Именно об этом рассказал ей Датч, но по секрету.
— Они специально утаили эту деталь.
— Ничего они не утаили. Я сам слышал, как об этом говорили в аптеке. И не только там. Как-то раз, пока я забирал вещи из чистки, владелец посоветовал даме, стоявшей передо мной в очереди, опасаться Синего, и она прекрасно поняла, о ком идет речь. Все знают. — Тирни указал на отрезок ленты на полу. — Я не знаю, та ли это лента, которую оставляет Синий, но чертовски странно было наткнуться на нее в лесу. Поэтому я снял ее с куста, спрятал в рюкзак и собирался отвезти в город, чтобы передать властям.
— Вчера ты об этом не упомянул.
— Это не имело отношения к нашему разговору.
— Уже два с лишним года в Клири только и разговору что об этих пропавших женщинах. Если бы я нашла такую важную улику, я бы об этом сказала.
— У меня вылетело из головы.
— Я спросила, нет ли у тебя в рюкзаке чего-нибудь полезного. Ты сказал — нет. Почему же ты тогда не упомянул о ленте? Почему не сказал: «Нет, ничего полезного у меня там нет, но смотри, что я нашел сегодня на кусте в лесу»?
— А если бы я сказал? Подумай об этом, Лилли. Если бы я показал тебе ленту вчера вечером, это помешало бы тебе поверить, что я Синий?
На этот вопрос у нее не было ответа. У нее на многое не было ответа. Ей отчаянно хотелось поверить, что он именно тот, кем кажется: обаятельный, талантливый, веселый, остроумный, интеллигентный мужчина. Однако ни одно из этих качеств не помешало бы ему совершить преступления против женщин. Напротив, все эти личные качества работали бы на него, будь он преступником.
Он не объяснил, почему у него в рюкзаке были наручники. Помимо садомазохистского секса и правоохранительных органов, где еще применяются наручники? При одной мысли об этом ей стало дурно.
— Миллисент Ганн объявили в розыск неделю назад.
— Я в курсе этой истории.
— Она еще жива, Тирни?
— Я не знаю. Откуда мне знать?
— Если ты ее взял…
— Я ее не трогал.
— А я думаю, это был ты. Я думаю: именно поэтому ты прячешь отрезок синей ленты и пару наручников у себя в рюкзаке.
— Между прочим, с какой это стати ты обыскивала мой рюкзак?
Этот вопрос Лилли пропустила мимо ушей.
— Вчера на вершине ты делал что-то такое, с чем тебе надо было покончить до наступления бури. Может быть ты спешил избавиться от тела? Рыл могилу Миллисент?
И опять его лицо как будто окаменело.
— Всю прошлую ночь ты проспала в паре футов от меня. И ты действительно веришь, что всего за несколько часов до этого я копал могилу?
Ей не хотелось думать о том, как она в нем ошиблась и насколько была уязвима прошлой ночью, поэтому она покрепче ухватилась за пистолет.
— Подбери наручники.
Тирни помедлил, но потом наклонился и поднял с пола наручники.
— Надень «браслет» на правое запястье.
— Ты совершаешь ужасную ошибку.
— Допустим. Но если я ошибаюсь, ты проведешь день в неудобном положении и будешь страшно зол на меня. А если я права, если ты и есть Синий, я спасу свою жизнь. Если уж выбирать, я предпочитаю разозлить тебя на всю жизнь. — Лилли чуть-чуть вскинула пистолет. — Защелкивай «браслет» на правом запястье. Живо.
Протекли секунды, показавшиеся им обоим веками. Наконец он выполнил приказ.
— На случай, если дом загорится или у тебя начнется приступ астмы, ключи у тебя под рукой?
— Они у меня в кармане. Но я тебя не выпущу, пока не придет помощь.
— На это может уйти несколько дней. Ты выживешь несколько дней без своих лекарств?
— Это не твоя забота.
— Нет, черт побери, это моя забота. — Его голос стал резким и хриплым. — Мне небезразлично, что с тобой будет, Лилли. Мне казалось, мой поцелуй ясно об этом сказал.
Сердце затрепетало у нее в груди, но она заставила себя этого не замечать.
— Залезай на кровать. Да, прямо на пружины. Продень правую руку в орнамент изголовья.
В орнаменте кованого железа были просветы, позволившие ему просунуть руку между ними.
