– Вам не нравится Англия?
– Что за макиавеллевский вопрос?.
[25]
Право, он не заслуживает ответа. Я просто хочу повидать как можно больше стран.
– Чтобы судить и сравнивать?
– Ну и чтобы получать удовольствие.
– Мне кажется, именно это и доставляет вам наибольшее удовольствие. Мне не совсем ясно, к чему вы стремитесь, – сказал лорд Уорбертон. – У меня создалось впечатление, что у вас какие-то таинственные цели, обширные планы.
– Как мило! Да у вас целая теория на мой счет, которой я вовсе не соответствую. Право, в моих целях нет ничего таинственного. Пятьдесят тысяч моих соотечественников ежегодно, ни от кого не таясь, преследуют те же цели – они совершают заграничное путешествие, чтобы развить свой ум.
– Вам решительно не к чему развивать ваш ум, мисс Арчер, – заявил ее собеседник. – Он и без того достаточно грозное оружие: держит нас всех на прицеле и разит наповал своим презрением.
– Презрением? Вас? Да вы смеетесь надо мной, – сказала Изабелла уже серьезно.
– Нисколько. Вы считаете нас, англичан, людьми «с причудами». Разве это не то же самое? Я вовсе не хочу слыть «чудаком» и не принадлежу к подобным людям. Я протестую.
– Ну знаете. Ничего чуднее, чем это ваше «протестую», я в жизни не слышала, – сказала Изабелла с улыбкой.
Последовала пауза.
– Вы судите всегда со стороны, – снова начал он. – Вы ко всему равнодушны. Не равнодушны вы лишь к тому, что занимает вас.
В голосе его вновь появилась та же интонация, и к ней примешался явный оттенок горечи – горечи столь внезапной и неоправданной, что Изабелла испугалась, уж не обидела ли она его. Она часто слышала, что англичане весьма эксцентричны, и даже у какого-то остроумца читала, что в глубине души они самый романтичный из всех народов. Неужели у лорда Уорбертона приступ романтического настроения и он устроит ей «сцену» в собственном доме, видя ее всего в третий раз? Но, вспомнив, как он безупречно воспитан, она тут же успокоилась, и даже тот факт, что, выражая свое восхищение юной леди, доверившейся его гостеприимству, он дошел до предела, дозволенного приличиями, не пошатнул ее доброго мнения о нем. Она оказалась права, полагаясь на его воспитанность, так как он улыбнулся и словно ни в чем не бывало возобновил разговор; в голосе его не осталось и следа той интонации, которая так смутила ее.
– Я не хочу сказать, что вы тратите время на пустяки. Вас интересуют высокие материи – слабости и несовершенства человеческой натуры, особенности отдельных народов.
– Ну, что до последнего, – сказала Изабелла, – мне вполне хватило бы занятий на всю жизнь в собственной стране. Но нам предстоит долгий путь, и тетушка, наверное, вскоре захочет уехать.
Она повернула назад, чтобы присоединиться к остальному обществу; лорд Уорбертон молча шел с нею рядом. Но, прежде, чем они поравнялись с остальными, он сказал:
– Я буду у вас на следующей неделе.
Ее словно что-то ударило, но, оправляясь от удара, она подумала, что не могла бы, положа руку на сердце, сказать, будто ощущение это было так уж ей неприятно. Тем не менее ответ ее прозвучал достаточно сухо.
– Как вам будет угодно.
Сухость эта не была расчетом кокетства – игра, которой она предавалась значительно реже, чем в это сочли бы возможным поверить ее недоброжелатели. Ей просто стало немного страшно.
10
На следующий день после визита в Локли Изабелла получила письмо от своей приятельницы, мисс Стэкпол, и это письмо, на котором вместе с ливерпульским штемпелем красовались ровные буквы, выведенные проворными пальчиками Генриетты, произвело в ней приятное волнение.
«А вот и я, милая моя подруга, – писала мисс Стэкпол. – Наконец-то удалось вырваться. Все решилось за день до моего отъезда из Нью-Йорка: в „Интервьюере" согласились наконец ассигновать мне требуемую сумму. Я, как бывалый журналист, побросала вещи в сак и помчалась на конке к причалу. Где ты сейчас и как нам встретиться? Ты, наверно, гостишь в каком-нибудь старинном замке и уже выучилась говорить с настоящим английским произношением. А, может быть, ты уже вышла аамуж за лорда? Я втайне на это надеюсь: мне нужно получить доступ в самые высокие круги, и я рассчитываю на твои знакомства. В „Интервьюере" ждут новых фактов об аристократии. Мои первые впечатления (об англичанах вообще) не самые радужные, но мне хотелось бы обсудить их с тобой – ты ведь знаешь, при всех моих недостатках, поверхностными мнениями я не грешу. Да! У меня для тебя интересные новости. Пожалуйста, постарайся ускорить нашу встречу. Может быть, ты приедешь в Лондон (чудесно было бы вместе осмотреть этот город)? Или же пригласи меня к себе, где бы ты сейчас ни жила. Я охотно приеду – ты же знаешь, как я всем интересуюсь и как жажду заглянуть поглубже в частную жизнь англичан».
Изабелла сочла за лучшее не показывать это письмо дяде, а лишь ознакомить с его содержанием, и мистер Тачит, как она и предполагала, тут же попросил от его имени заверить мисс Стэкпол, что будет очень рад видеть ее в Гарденкорте.
– Правда, она из пишущих дам, – сказал он. – Но она американка и, надеюсь, в отличие от ее предшественницы не станет делать из меня посмешище. Ей такие субъекты, как я, конечно, не внове.
– Такие милые, несомненно, внове! – ответила Изабелла.
Но на душе у нее было неспокойно: она не знала, куда может завести подругу писательский зуд, т. е. та сторона ее характера, которая менее всего удовлетворяла Изабеллу. Все же она написала мисс Стэкпол, что ее с радостью примут под гостеприимный кров мистера Тачита, и быстрая на решения молодая американка тотчас сообщила о скором своем прибытии. Она успела к этому времени добраться до Лондона и уже в столице села на поезд, шедший через ближайшую от Гарденкорта станцию, куда Изабелла с Ральфом и явились ее встречать.
– Интересно, полюблю ли я ее или возненавижу? – спросил Ральф, пока они прохаживались по платформе.
– И то и другое ей будет безразлично, – ответила Изабелла. – Она совершенно равнодушна к тому, что думают о ней мужчины.
– В таком случае мне как мужчине она не может понравиться. Она, верно, страшна как смертный грех. Что, она очень дурна собой?
– Напротив, прехорошенькая.
– Женщина-журналист! Репортер в юбке! Любопытно будет взглянуть на нее, – сказал снисходительно Ральф.
– Легко смеяться над ней, но вовсе нелегко быть такой смелой, как она.
– Несомненно. Чтобы учинять насилие над людьми и нападать на них врасплох, нужно немало дерзости. Как вы думаете, она и у меня захочет взять интервью?
