Но он оставил ее вопрос без ответа. В голову ему, по-видимому, пришла новая мысль.
– Может быть, дело в моих политических взглядах? Вы считаете их слишком крайними?
– Я не могу возражать против ваших взглядов, потому что ничего в них не понимаю.
– Да, вам безразлично, что я думаю! – воскликнул он, вставая. – Вам это все равно.
Изабелла пошла к выходу и остановилась в начале галереи, повернувшись к нему своей прелестной спиной: он видел ее тонкий стройный стан, изгиб белой чуть склоненной шеи, тугие темные косы. Она стояла, уставившись на небольшую картину, и, казалось, внимательно разглядывала ее, и в каждом ее движении было столько юной, непринужденной грации, что сама эта легкость невольно язвила его. На самом деле она ничего не видела: глаза ее заволокло слезами. Однако, когда в следующее мгновение он присоединился к ней, она успела смахнуть их, и только лицо, которое она обратила к нему, побледнело, а глаза смотрели с необычным выражением.
– Я не хотела называть вам причину… но, извольте, назову ее. Я не могу сворачивать со своего пути.
– Со своего пути?
– Да. Выйти за вас замуж означало бы свернуть с него.
– Не понимаю. Разве, выйдя за меня замуж, вы не избираете определенный жизненный путь? Почему этот путь не ваш?
– Потому что не мой, – сказала Изабелла с чисто женской логикой. – Я знаю – не мой. Я не могу пожертвовать… знаю, что не могу.
Бедный лорд Уорбертон буквально вытаращил на нее глаза, в каждом зрачке стояло по вопросу.
– Вы называете брак со мной жертвой?
– Не в тривиальном смысле. Я обрела бы… обрела бы очень много. Но мне пришлось бы пожертвовать другими возможностями.
– Какими же?
– Я не имею в виду… возможности лучше выйти замуж, – сказала Изабелла, и на щеках ее снова заиграл румянец. Она замолчала и, нахмурившись, потупилась – словно отчаиваясь найти слова, которые могли бы прояснить ее мысль.
– Полагаю, что не слишком много возьму на себя, если скажу, что вы выиграете больше, чем потеряете, – заметил ее собеседник.
– Нельзя убегать от несчастья, – сказала Изабелла, – а если я выйду за вас замуж, я как бы попытаюсь укрыться от него.
– Не знаю, пытаетесь ли, но укроетесь непременно – в этом я честно сознаюсь! – воскликнул он, как-то судорожно улыбаясь.
– А это дурно! Это нельзя! – вскричала Изабелла.
– Ну, если вам так хочется страдать, зачем же причинять страдания мне. Вас прельщает жизнь, полная страданий, меня же она не манит ничуть.
– Меня они тоже не прельщают. Мне всегда хотелось быть счастливой, и мне всегда верилось, что я буду счастлива. И всем так говорила – спросите кого угодно. Но иногда мне начинает казаться, что я не найду счастья на необычных путях, отворачиваясь, отгораживаясь.
– Отгораживаясь? От чего?
– От жизни. От ее обычных возможностей и опасностей, от того, что знает и через что проходит большинство людей.
На лице лорда Уорбертона мелькнула улыбка – проблеск надежды.
– Ах, дорогая мисс Арчер, – принялся он убеждать ее с жаром, – я отнюдь не берусь укрыть вас от жизни, от ее возможностей и опасностей. Увы, это не в моих силах. Иначе, поверьте, я бы это сделал. Вы, я вижу, превратно судите обо мне. Помилуйте, я не китайский богдыхан. Все, что я вам предлагаю, – это разделить со мной общий для всех удел в его относительно приятном варианте. Общий удел! Поверьте, ничего иного я для себя не ищу! Заключите со мной союз, и обещаю вам – вы в полной мере испытаете все, что выпадает на человеческую долю. Вам ничем не придется жертвовать – даже вашей дружбой с мисс Стэкпол.
– Вот уж кто будет против! – попыталась улыбнуться Изабелла, хватаясь, как за якорь спасения, за эту побочную тему и презирая себя за подобное малодушие.
– Вы имеете в виду мисс Стэкпол? – спросил его светлость с досадой. – В жизни не встречал особы, которая судила бы обо всем с таких вымученных теоретических позиций.
– Кажется, сейчас вы имеете в виду меня, – покорно согласилась Изабелла, снова отворачиваясь: в галерею в сопровождении Генриетты и Ральфа входила мисс Молинью.
Мисс Молинью не без робости обратилась к брату, напоминая ему, что ей нужно вернуться в Локли к вечернему чаю, к которому она ждет гостей. Но, погруженный в свои мысли, на что у него было достаточно оснований, лорд Уорбертон, очевидно, не расслышал ее. Он ничего не ответил, и она стояла перед ним, словно фрейлина перед его величеством королем.
– Ну, это уж из рук вон, мисс Молинью! – вмешалась Генриетта Стэкпол. – Уж если бы мне нужно было уехать, он уехал бы со мной немедленно. Уж если я о чем-то попросила бы брата, он сделал бы это немедленно.
– О, Уорбертон делает все, о чем бы его ни попросили, – тотчас отозвалась мисс Молинью, застенчиво улыбаясь. – Сколько у вас картин! – продолжала она, поворачиваясь к Ральфу.
– Это только кажется, что их много, потому что они все собраны в одном месте, – сказал Ральф. – И это вовсе не так уж хорошо.
– А мне как раз очень нравится. Жаль, что у нас в Локли нет своей галереи. Я очень люблю картины, – продолжала мисс Молинью, обращаясь к Ральфу; она словно боялась, как бы мисс Стэкпол вновь не стала наставлять ее. Генриетта явно не только привлекала, но и отпугивала ее.
– Да, иметь картины очень удобно, – сказал Ральф, который, по-видимому, понимал, какой образ мыслей приемлем для его гостьи.
– Так приятно смотреть на них, особенно в дождь, – подхватила мисс Молинью. – Последнее время дожди идут почти каждый день.
– Жаль, что вы уезжаете, лорд Уорбертон, – сказала Генриетта. – Я собиралась куда больше выудить из вас.
– Я еще не уезжаю, – ответил он.
– Ваша сестра говорит, что вам пора. В Америке мужчины подчиняются дамам.
– У нас гости к чаю, – сказала мисс Молинью, глядя на брата.
– Хорошо, дорогая. Едем.
– Я думала, вы станете артачиться! – воскликнула Генриетта. – А я бы посмотрела, что станет делать мисс Молинью.
– Я никогда ничего не делаю, – сказала эта леди.
– Да, видимо, в вашем положении вам достаточно просто существовать, – заметила мисс Стэкпол. – Хотелось бы мне посмотреть, как вы живете у себя дома.
– Надеюсь, вы еще приедете к нам в Локли, – как-то особенно ласково сказала мисс Молинью Изабелле, оставляя слова ее подруги без внимания.
На мгновение Изабелла встретилась взглядом с ее спокойными серыми глазами, и за это мгновение увидела в их глубине все, от чего отказывалась, отказывая лорду Уорбертону: покой, согласие, почет, богатство, полное благополучие, избранное положение в обществе. Она поцеловала мисс Молинью и сказала:
