Генриетта же и не думала отступаться. Со времени отъезда из Англии дела ее пошли на лад, и сейчас она в полную меру наслаждалась предоставившимися ей богатыми возможностями. Правда, ей пришлось расстаться с надеждой познакомиться с частной жизнью жителей Европейского континента: социальные барьеры оказались там еще более непреодолимыми, чем в Англии. Зато на континенте существовала уличная жизнь, которая открыто и прямо давала о себе знать на каждом углу и которую было куда легче использовать в литературных целях, чем быт и нравы этих непроницаемых островитян. На континенте, по меткому замечанию самой мисс Стэкпол, занавеси смотрели на улицу лицевой стороной, а в Англии – тыльной, что не давало должного представления об их узоре. Такое открытие всегда ранит сердце историка, но Генриетта, отчаявшись добраться до скрытого внутри, перенесла свое внимание на видимое снаружи и уже два месяца изучала в этом плане жизнь Венеции, откуда слала в «Интервьюер» подробнейшие описания гондол, площади Св. Марка, Моста вздохов, голубей и юного лодочника, напевавшего октавы Тассо.
[111]
И хотя в «Интервьюере», возможно, ждали большего, зато Генриетта по крайней мере познакомилась с Европой. В настоящий момент она спешила в Рим, дабы посетить его до малярийного сезона. Генриетта, очевидно, полагала, что сезон этот открывается в точно назначенный день, и поэтому не хотела задерживаться во Флоренции более чем на несколько дней. В Рим ее сопровождал мистер Бентлинг, который, на что Генриетта особенно упирала в разговоре с Изабеллой, уже бывал там и как человек военный, к тому же получивший классическое образование – он, сказала мисс Стэкпол, воспитывался в Итоне, где изучают только латынь и Уайэта Мелвилла,
[112]
– будет ей очень полезен в городе цезарей. И тут у Ральфа явилась счастливая мысль предложить Изабелле тоже совершить паломничество в Рим, взяв его в провожатые. Она, правда, собиралась провести там часть будущей зимы – ну так что ж, ей будет только полезно осмотреться заранее. До конца мая – прелестного месяца мая, бесценного для всех влюбленных в Рим, – оставалось еще десять дней. Изабелла, конечно, влюбится в Рим – в этом не могло быть сомнений. Сама судьба посылает ей надежную спутницу, чье общество в силу того, что у этой леди немало других обязанностей, не будет, надо думать, слишком обременительным. Мадам Мерль останется с миссис Тачит: уехав на лето из Рима, она не выражает желания возвращаться туда. Действительно, мадам Мерль не раз заявляла, что наслаждается во Флоренции покоем; квартиру свою она заперла, а кухарку отправила домой, в Палестрину. Что же касается Изабеллы, то мадам Мерль принялась уговаривать ее принять приглашение Ральфа, убеждая, что нельзя пренебрегать такой прекрасной возможностью познакомиться с Римом. Впрочем, Изабеллу и не нужно было уговаривать, и четверо путешественников собрались в путь. На этот раз миссис Тачит примирилась с отсутствием дуэньи: она, как мы помним, склонялась к мысли, что ее племяннице пора стоять на собственных ногах. Но среди прочих приготовлений Изабелла не преминула свидеться с мистером Озмондом и рассказать ему о своем намерении поехать в Рим.
– Как бы я хотел быть там с вами, – отозвался он. – Как бы хотел видеть вас в этом неповторимом городе.
– Так поезжайте тоже, – сказала она, не задумываясь.
– Но с вами будет тьма народу.
– Да, – согласилась Изабелла, – конечно, я буду там не одна.
Он ничего не отвечал.
– Вам понравится Рим, – сказал он наконец. – Его сильно изуродовали, но все равно вы будете от него без ума.
– Изуродовали? Бедный вечный город! Вселенская Ниобея.
[113]
Но разве от этого он должен мне не понравиться?
– Нет, не думаю. Его слишком часто портили, – улыбнулся он. – Я бы поехал, но что мне делать с Пэнси.
– Вы не могли бы оставить ее с кем-нибудь на вилле?
– Мне бы этого не хотелось. Правда, там есть одна добрая старушка, которая смотрит за ней. Гувернантка мне не по средствам.
– Тогда возьмите Пэнси с собой, – предложила Изабелла.
Озмонд с грустью взглянул на нее.
– Она провела в Риме всю зиму, в монастыре, да и мала она еще для увеселительных прогулок.
– Вы не торопитесь вывозить ее? – спросила Изабелла.
– По-моему, молоденькую девушку лучше держать от света подальше.
– Меня воспитывали в иных принципах.
– Вас? Ну, вам это пошло на пользу, потому что вы… это вы. Вы особенная.
– Я? Почему? – запротестовала Изабелла, хотя и не была уверена, что ее собеседник так уж неправ.
Мистер Озмонд уклонился от объяснений и продолжал:
– Если бы я полагал, что поездка в приятном обществе сделала бы ее такой, как вы, я завтра же повез бы ее в Рим.
– Не надо делать ее такой, как я, – сказала Изабелла. – Оставьте ее такой, какая она есть.
– Я мог бы отослать ее к сестре, – обронил мистер Озмонд.
Казалось, он ждал от Изабеллы совета; ему, по-видимому, доставляло удовольствие обсуждать с мисс Арчер свои домашние дела.
– Конечно, – согласилась Изабелла. – Вот где ей меньше всего грозит опасность стать такой, как я.
Вскоре после отъезда Изабеллы Озмонд встретился с мадам Мерль у графини Джемини. Они были не одни; в гостиной графини, как всегда, было полно народу и разговор шел общий, однако, выждав немного, Озмонд поднялся со своего места и пересел на низкий пуф, стоящий чуть позади стула мадам Мерль.
– Она хочет, чтобы я поехал с нею в Рим, – проговорил он вполголоса.
– С нею в Рим?
– И пробыл там, пока она там будет. Она сама это предложила.
