– А хотя бы и так, мне все равно!
Изабелла поднялась, излив в этом порывистом движении сдерживаемое нетерпение, и подошла к окну. Некоторое время она глядела в сад, а когда обернулась, гость ее сидел все так же неподвижно. Она снова приблизилась к нему и встала рядом, опершись рукой о спинку кресла, на котором перед тем сидела.
– Значит, вы приехали лишь для того, чтобы увидеть меня? А вы подумали, каково это будет мне?
– Я хотел услышать ваш голос.
– Вы услышали, он ничем не порадовал ваш слух.
– Все равно, для меня это радость, – с этими словами Каспар встал.
Она испытала тяжелое и неприятное чувство, когда утром узнала, что он во Флоренции и желал бы, с ее разрешения, навестить ее в ближайший час. Она была удручена, раздосадована, но это не помешало ей ответить с его же нарочным, что он может прийти, как только пожелает. Точно так же она нисколько не обрадовалась, когда увидела его перед собой: уже самое его появление здесь полно было скрытого значения. Оно означало многое такое, с чем она никак не могла согласиться, – предъявление на нее прав, упреки, протест, осуждение и, наконец, надежду, что она изменит свое решение. Однако все вышеозначенное так и осталось в скрытом виде, ничем себя не обнаружив, и моя юная героиня вдруг, как это ни странно, вознегодовала на поразительное умение гостя владеть собой. Что-то в его молчаливом отчаянии раздражало ее; что-то в его мужественной выдержке заставляло ее сердце биться чаще. Почувствовав, что волнение ее растет, она сказала себе, что злится так, как злятся женщины, когда они виноваты. Она не была виновата, эта горькая чаша ее миновала, и все же ей хотелось бы услышать от него хоть слово упрека. Утром она хотела лишь одного – чтобы его визит был как можно короче: он был против всех правил, он был бесцелен; но теперь, когда Каспар готов был откланяться, она пришла вдруг в ужас от того, что он так и уйдет, не проронив ни слова, позволившего бы ей сказать в свое оправдание больше, чем в том письме, которое она написала месяц назад, извещая его несколькими скупыми, тщательно обдуманными фразами о своей помолвке. Но если она ни в чем не виновата, откуда в ней это желание оправдываться? Не чрезмерное ли с ее стороны великодушие – желать, чтобы мистер Гудвуд на нее рассердился? И если бы мистер Гудвуд не держал себя все время в руках, ему пришлось бы теперь призвать на помощь всю свою твердость, когда она вдруг воскликнула таким тоном, словно обвиняла его в том, что он обвиняет ее:
– Я не обманула вас! Я ничем не была связана!
– Я это знаю, – сказал Каспар.
– Я вас прямо предупредила, что буду делать все, что мне будет угодно.
– Вы сказали, что, скорее всего, никогда не выйдете замуж, и сказали так, что я поверил.
Изабелла на секунду задумалась.
– Я сама больше всех удивлена своим решением.
– Вы сказали, – даже если я услышу, что вы выходите замуж, чтобы я этому не верил, – продолжал Каспар. – Я услышал это двадцать дней назад от вас самой. Я подумал, а может быть, здесь какая-то ошибка, потому отчасти и приехал.
– Если вы хотите услышать это из моих уст, что ж, я готова повторить. Во всяком случае, никакой ошибки здесь нет.
– Я понял это, как только вошел в комнату.
– Вам-то что за прок, если бы я никогда не вышла замуж? – спросила она с каким-то ожесточением.
– Все лучше, чем это.
– Я уже говорила вам, вы очень эгоистичны.
– Да, знаю. Эгоистичен, как железный истукан.
– Даже железо иногда плавится и мягчает. Если вы будете вести себя благоразумно, мы еще увидимся с вами.
– Разве теперь я веду себя не благоразумно?
– Не знаю, что вам и сказать, – проговорила она вдруг смиренно.
– Я не долго буду досаждать вам, – продолжал Каспар. Он сделал шаг к двери и остановился. – Другая причина, по которой я приехал, это желание услышать, как вы объясните то, что изменили свое решение.
От смирения ее вмиг не осталось и следа.
– Как объясню? Вы полагаете, я должна объяснять?
Он снова посмотрел на нее долгим молчаливым взглядом.
– Вы так твердо тогда сказали, что я поверил.
– Я тоже. Неужели вы думаете, я могла бы объяснить, даже если бы пожелала?
– Нет, не думаю. Что ж, – сказал он, – я сделал, что хотел. Повидал вас.
– Как легко вы переносите эти ужасные путешествия, – сказала она, понимая всю скудость своих слов.
– Если вы боитесь, что меня можно подобным образом сбить с ног, – пусть это вас не тревожит.
Он отвернулся, на этот раз окончательно, и направился к двери; так они и расстались, не обменявшись рукопожатием, не кивнув друг другу на прощание. Держась за ручку двери, он остановился.
– Завтра же я уеду из Флоренции, – проговорил он недрогнувшим голосом.
– Как я этому рада! – воскликнула она горячо.
Через пять минут после его ухода она разрыдалась.
33
Однако плакала Изабелла недолго, от ее слез не осталось и следа, когда час спустя она преподнесла свою великую новость тетушке. Сказав «преподнесла», я не оговорился. Изабелла знала наверное, что миссис Тачит будет недовольна; но не это удерживало ее, – она хотела сперва повидаться с мистером Гудвудом. По какой-то непонятной причине ей казалось неблагородным огласить свою помолвку прежде, чем она услышит, что скажет по этому поводу мистер Гудвуд. Он сказал меньше, чем она ожидала, и теперь она досадовала на то, что напрасно потеряла время. Но впредь она не намерена была терять ни минуты. Когда незадолго до второго завтрака миссис Тачит вошла в гостиную, Изабелла была уже там и сразу же обратилась к ней со словами:
– Тетя Лидия, мне надо сказать вам кое-что.
Миссис Тачит вздрогнула и посмотрела на нее чуть ли не с яростью – Можешь не говорить, я и без того знаю.
– Не знаку, каким образом вы могли это узнать.
– Таким же, как узнаю, что в комнате открыто окно – оттуда дует. Ты решила выйти замуж за этого человека.
– Кого вы имеете в виду? – спросила Изабелла с большим достоинством.
– Друга мадам Мерль – мистера Озмонда.
– Не знаю, почему вы называете его другом мадам Мерль. Разве это главное, чем он известен.
– Если он не ее друг, так должен им стать после того, что она для него сделала! – вскричала миссис Тачит. – Вот уж никак этого от нее не ожидала, я очень разочарована.
– Если вы хотите сказать, что мадам Мерль имеет какое-то отношение к моей помолвке, вы глубоко заблуждаетесь, – заявила с ледяной горячностью Изабелла.
– Ты хочешь сказать, что и без того достаточно привлекательна и этого господина не надо было подстегивать? Совершенно верно. Привлекательность твоя огромна, и он не смел бы о тебе и помыслить, если бы она его не надоумила. Он очень высокого о себе мнения, но затруднять себя не любит. За него потрудилась мадам Мерль.
