До Рождества у нее не было уважительной причины поехать в Лондон; но тут она не могла не проведать отца, которого периодически навещала, а заодно, выполняя данное обещание, и Мэгги. Первую ночь она провела в Уэст-Кенсингтоне, рассчитывая уже утром приступить к исполнению намерения, которое было ее главной целью. Любовь к ней отца не отличалась чрезмерностью, но, когда она упомянула о деле за городом, куда ей придется выехать ранним поездом, он решительно восстал против поездки: ожидалось ненастье; погода портилась на глазах, грозя ураганом, в воздухе ощущались все признаки зимнего штормового ветра. Фледа отвечала, что поглядит, какое выдастся утро, и утро, по правде сказать, выдалось такое, когда в Лондоне кажется, будто «распогодилось». Когда она уже собралась в путь, ей вдруг сделалось не по себе. Но она представила себе, как вечером возвратится со своим трофеем, и, оглядев с порога улицу во всю ее длину, решила ехать; охваченная нервным возбуждением, она зашагала к ближайшему входу в «подземку». Декабрьский рассвет печально вставал меж облаков, но ни дождя, ни снега не было; даже холода не было, а атмосфера Уэст-Кенсингтона, очищенная ветром, напоминала грязный старый сюртук, который облагородили грязной щеткой. Спустя без малого час она добралась до вокзала, где села в купе третьеклассного вагона; ей предстояло пробыть в нем восемьдесят минут, которые занимал путь до Пойнтона. Поезд был скорый, а сравнительно небольшой путь до парка от того места, где ей предстояло сойти, она превосходно знала.
Оказавшись за городом, она и впрямь увидела, что отец был прав: на просторе декабрьский вихрь обрел силу, от которой ее защищали лондонские лабиринты. Зеленые луга были черны, от ветра небо ходило ходуном; и Фледой, с ее боязнью непогоды, овладело беспокойство — мало ли что могло случиться! Все это вызывало воспоминания о страхах былых дней, когда она совершала долгие морские путешествия на континент, страхах, преследовавших ее весь путь. В этот последний час что-то сдавило ей сердце: внезапная мысль о несчастье или, по крайней мере, осложнении, которое приключится прежде, чем ее миссия будет выполнена. Стоило ей сказать себе: что-то может случиться, как появилось ощущение, будто поезд движется слишком медленно. Но ничего такого случиться не могло, разве только самое ошеломляющее — что по какой-то совершенно невероятной причине хозяин и хозяйка вернулись домой. Но в этом случае она наверняка получила бы предупреждение. Именно то, что каждый находился там, где находился, придавало особое качество ее визиту; Оуэн, отделенный горами и морями, навсегда чужой, предстал перед нею так ясно, как никогда прежде. Наконец, когда день стал еще сумрачнее, поезд промчался мимо Чатера — на следующей станции ей было выходить. За окнами вагона вовсю хлестал дождь, но за его пеленой мерцала светлая даль, знаменовавшая блистательное убранство дома, в котором она так любила бывать. Его образ встал перед ней; и так как поезд уже подъезжал к станции, она поднялась и еще в купе гордо выпрямилась: дом этот существовал для нее — для Фледы Ветч.
Но, открыв дверь, она в ужасе отшатнулась, хотя в первое мгновение не могла сказать, что вызвало страх; секунду спустя она поняла, что испугалась лица человека, спешившего, чтобы помочь ей спуститься, — хромого старика носильщика, служившего здесь еще при миссис Герет и теперь сразу ее узнавшего. Он встретил ее таким тяжелым взглядом, что ее охватила тревога, и, прежде чем спуститься, она невольно обратилась к нему.
— Они вернулись? — вырвалось у нее.
Ею владело смутное, нелепое чувство, что даже он знает: в этом случае ей там быть никак нельзя. Он замялся, и за несколько секунд молчания у ее беспокойства появилось другое основание. Она спрыгнула на платформу, и ее внимание переместилось на то, что волновало носильщика и вызывало его странный взгляд.
— Дым?
Она стояла на платформе, испуганно принюхиваясь. Не понадобилось и минуты, чтобы она различила специфический запах. Все вокруг было им пропитано, и в окнах поезда уже появились головы пассажиров, всматривавшихся во что-то, чего она не могла видеть. Еще один пассажир спускался из другого вагона, и старик носильщик заковылял к нему, чтобы закрыть за ним дверь. Дым ел глаза, все же она увидела, как с другого конца платформы шел прямо к ней начальник станции, который тоже узнал ее. На его лице читалось еще большее удивление, чем на лице носильщика, а пока он приближался к ней, она услышала, как голос из окна вагона произнес, что «это порядком далеко отсюда — пожалуй, в миле».
В миле от станции был Пойнтон. И тут сердце ее замерло при виде изумления начальника станции.
— Как, вы приехали, мисс? Уже?
И она все поняла.
— Пойнтон? Горит Пойнтон?
— Сгорел, мисс. Дотла. При таком ужасном ветре… Вы не получили телеграммы? Осторожно! — вскричал он и, еле успевая перевести дыхание, подхватил ее: она пошатнулась, и поезд, который уже шел полным ходом, проходя мог ее задеть. Состав умчался, и она стала осознавать значение въедливого дыма, который ветер словно швырял ей в лицо.
— Дотла? — Руки начальника станции все еще поддерживали ее; она приникла к нему.
— Еще горит, мисс. Такое страшное несчастье! Занялось рано утром — весь дом, как есть, в огне.
Потерянная и потрясенная, она старалась что-то сообразить.
— Они вернулись?
— Вернулись? Да они там весь день!
— Мистер Герет, я имею в виду — и его жена?
— Нет. Ни его матери, никого из них, их там нет и в помине. Кучка слуг, на которых оставлен дом, только не те, что были при старой леди. Так-то. Вот где работенка для пожарной инспекции! Неисправный дымоход или одна из этих настольных ламп… таскают вечно с места на место… Но главный виновник — эта адова, адова ночь. — Тут мощная волна едкого дыма чуть не задушила их, и он чуть не силой повел ее в зал ожидания. — Тяжелая потеря для вас, мисс… Я же понимаю!
Ей сделалось дурно; она опустилась на скамью.
— Вы полагаете, дом погиб?
— Почти что так, как мне сказали, час назад. Я сам был там в шесть утра, сразу, как только прослышал об этой беде. Люди боролись с огнем, но не скажу, что они с ним справились.
Фледа с усилием поднялась.
— А вещи? Они спасали вещи?
— В том-то и вся штука, мисс… Не добраться было до этих вещей. Нужной помощи недоставало… у меня все внутри переворачивалось, когда я, стоя там, видел, как они все время давали маху. Не тот это был случай, где действуют, так сказать, организованно. Им ли справиться с настоящим чрезвычайным происшествием — не по силам им.
Она вышла в дверь, открывавшуюся в сторону селения, и тотчас на нее обрушился шквал едкого дыма. Издалека доносился шум ветра, который она, в своем смятении, приняла за шум пламени, бушующего в миле от станции, и который, в первое мгновение, подействовал на нее как отчаянный крик о помощи.
— Я пойду туда.
Не успела она закончить, как тот же зов превратился в грозное предостережение. Мало того, ее проворный благодетель — начальник станции — мгновенно встал перед ней. Ему явно досаждала роль опекуна, которую приходится при ней исполнять.
