После бури на вишне еще сохранилось немного пожухлых листьев, но потом и они опали, и теперь дерево тоже стоит голое.
Даже листья бамбука на горе сморщились. Может быть, оттого, что море близко и ветер пропитан соленой морской водой. У бамбука буря срезала верхушки и заносила их в сад – они там и сейчас валяются.
И вот на огромном гинго распустились новые листья.
Поворачивая с улицы в переулок, Синго идет домой, а прямо перед ним это дерево, и он видит его каждый день. Видит и из столовой.
– Гинго в чем-то сильнее вишни. Я смотрю на эти могучие деревья и думаю, чем отличаются они друг от друга, – сказал Синго.
– Какую силу должно иметь это старое дерево, чтобы уже осенью покрыться молодой листвой! Но все-таки листочки жалкие, правда?
– Да. Глядя на них, я думаю, могут ли они стать такими же большими, как листья, которые появляются весной, – нет, пожалуй, не могут.
Листья были не только маленькие, но и редкие. Их слишком мало, чтобы укрыть ветки. Они были какие-то жидкие. Чуть зеленоватые, почти желтые.
Когда утреннее осеннее солнце освещало гинго, казалось, что дерево совсем голое.
Гора за храмом сплошь заросла вечнозелеными деревьями. Их листьям не страшна никакая буря.
Кое-где на макушках густо разросшихся вечнозеленых деревьев появились зеленоватые молодые листочки. Их-то и увидела Кикуко.
Ясуко вошла, видимо, с черного хода. Послышался звук льющейся из крана воды. Она что-то говорит, но из-за шума воды Синго не может ничего разобрать.
– Что? – громко кричит он.
– Мама говорит, красиво клевер цветет, – пояснила Кикуко.
– А-а.
– Говорит, зацвела и пампасовая трава, – продолжала Кикуко.
– А-а.
Ясуко все еще что-то говорила.
– Перестань, пожалуйста. Я ничего не слышу, – не выдержал наконец Синго.
Кикуко опустила голову и улыбнулась украдкой.
– Я буду вам передавать.
– Передавать? Ни к чему. Просто бабка сама с собой разговаривает.
– Прошлой ночью она видела сон, что дом в деревне весь развалился.
– Хм.
– Что вы сказали, отец?
– Кроме «хм», мне нечего сказать.
Звук льющейся воды прекратился, и Ясуко крикнула:
– Кикуко, поставь, пожалуйста, цветы в вазу. Красивые, я и решила срезать их. Поставь, пожалуйста.
– Сейчас. Только сначала покажу отцу.
Кикуко принесла охапку клевера и пампасовой травы.
Ясуко помыла руки, налила воду в керамическую вазу из Сигараки, и с вазой в руках тоже вошла в комнату.
– Очень красиво расцвел амарант рядом с домом. С этими словами Ясуко села.
– Амарант есть и у того дома, где подсолнухи, – сказал Синго, вспомнив, что прекрасные цветы подсолнухов сорваны бурей.
Стебли были разломаны на мелкие кусочки и разбросаны по дороге. Несколько дней валялись и цветы. Казалось, это валяются человеческие головы.
Лепестки на цветах увяли, толстые стебли ссохлись, поблекли – и все это вываляно в земле.
Возвращаясь домой, Синго поневоле наступал на них, но старался не смотреть.
Сломанные голые стебли с оторванными головами и без листьев по-прежнему торчали у ворот. Рядом с ними росло несколько гинго со спелыми плодами на ветвях.
– И все-таки таких гинго, как у соседей, ни у кого поблизости нет, – сказала Ясуко.
2
– Я видела сои, что дом в деревне весь развалился, – сказала Ясуко – это был ее родной дом.
После смерти родителей Ясуко он уже много лет стоял пустой.
Отец собирался завещать дом Ясуко и поэтому отдал ее старшую сестру в дом мужа. Отец, любивший старшую дочь, поступил так просто потому, что пожалел Ясуко, понимая, что у ее красавицы сестры больше возможностей устроить свою жизнь.
Вот почему, наверно, он разочаровался в Ясуко, когда та после смерти сестры ушла в ее дом и стала работать изо всех сил, надеясь занять ее место. Может быть, Ясуко поступила так оттого, что испугалась ложившейся на нее ответственности за родителей и родительский дом, и отец раскаялся в своем решении.
Брак Ясуко и Синго как будто обрадовал отца.
Казалось, он примирился с тем, что после его смерти некому будет следить за домом.
Сейчас Синго больше лет, чем было отцу Ясуко, когда они поженились.
Мать Ясуко умерла первой, и ко времени смерти отца вся земля уже была продана, остался лишь небольшой участок леса и усадьба. Даже никаких ценных вещей не осталось.
Лес и усадьба были записаны на имя Ясуко, и она поручила присмотреть за ними деревенским родственникам. Чтобы выплачивать налоги, им, наверно, пришлось постепенно свести весь лес.
В течение многих лет Ясуко совсем не тратилась на дом в деревне, но зато и дохода никакого не получала.
Одно время, когда в годы войны в деревню приехали эвакуированные, на дом можно было найти покупателей, и Синго до сих пор жалеет, что Ясуко не проявила решительности.
Свадьбу Синго и Ясуко отпраздновали в ее доме. Бракосочетание единственной оставшейся в живых дочери устроили не у жениха, а в ее доме, – такова была воля отца.
Синго помнит, что, когда они обменивались чашечками сакэ, упал каштан.
Ударившись о тяжелые каменные плиты садовой дорожки, он из-за ее крутизны отлетел далеко в сторону и упал в быструю горную речку. Полет каштана, после того как он ударился о камень, был так удивительно красив, что Синго чуть не вскрикнул в восторге: «О-о». И тут же посмотрел на окружающих.
Никто из них, кажется, не обратил внимания па какой-то упавший каштан.
На следующее утро Синго спустился к горной речке. У самого берега он увидел каштан.
Каштаны падали поблизости все время, и это мог быть совсем не тот, что упал во время брачной церемонии, но Синго подобрал его и решил рассказать о случившемся Ясуко.
Но история с каштаном выглядела слишком по-детски. Поверит ли в нее Ясуко или кто-либо другой? Синго выбросил каштан в прибрежную траву. Он не столько боялся, что Ясуко не поверит ему, сколько стыдился мужа ее старшей сестры.
Если бы свояк не видел, как упал каштан, Синго еще во время вчерашней брачной церемонии смог бы рассказать об этом.
Присутствие свояка на свадьбе подавляло Синго, он чувствовал себя чуть ли не оскорбленным.
Синго, который и после свадьбы был влюблен в сестру Ясуко, чувствовал себя униженным и не мог относиться к этому человеку спокойно даже сейчас, когда старшая сестра умерла и он, Синго, женился на младшей – Ясуко.
