Ведь сознательность жены в том и состоит, чтобы безропотно принимать любое зло, которое творит муж. Скоро весна. Синго почесал бровь.
Даже когда просыпаешься ночью, уже не так неприятно, как зимой.
Еще до того, как Синго услышал крик Сюити, он проснулся от странного сна. Тогда, сразу, он еще помнил его. Но, всполошившись из-за Сюити, почти совсем забыл.
Возможно, сон исчез из его памяти от сердцебиения.
Из всего сна он запомнил лишь, как девочке лет четырнадцати – пятнадцати делали аборт и слова: «Итак, девочка такая-то навеки становится святой».
Синго во сне читал рассказ. Он кончался именно этими словами.
Синго читал рассказ и одновременно видел его сюжет во сне, как спектакль или фильм. Во сне Синго был не действующим лицом, а зрителем.
В четырнадцать – пятнадцать лет сделать аборт и стать святой – удивительная вещь, но этому предшествовала длинная история. Синго читал во сне рассказ о чистой любви мальчика и девочки. Когда он окончил чтение и проснулся, растроганность осталась.
Кажется, девочка даже не знала, что она беременна, и не помышляла ни о каком аборте, а только тосковала по мальчику, с которым ее разлучили, – примерно такова была эта история. Неестественная и неприглядная.
Забытый сон потом не воссоздашь. Сном были и чувства, испытанные от чтения рассказа.
Во сне у девочки скорее всего было имя, он скорее всего видел и ее лицо, но в памяти осталось лишь тусклое воспоминание о том, какого роста, вернее, сколь миниатюрна была девочка.
Кажется, одета она была в европейское платье.
Синго попытался убедить себя, что у девочки было лицо старшей сестры Ясуко, но, вероятно, он ошибался.
Сон приснился ему, несомненно, из-за заметки во вчерашнем вечернем выпуске газеты.
Под крупным заголовком «Девочка родила двойню. Весенние события в Аомори» было напечатано: «Благодаря обследованию, проведенному отделом общественного здравоохранения префектуры Аомори, мы познакомились с потрясающими фактами: среди женщин, у которых в соответствии с законом об евгенике была прервана беременность, пятнадцатилетних – пять, четырнадцатилетних – три, тринадцатилетних – одна, в возрасте учениц средней школы второй ступени (шестнадцать – восемнадцать лет) – четыреста, из них учениц средней школы второй ступени – двадцать процентов. Беременных среди учениц средней школы в городе Хиросаки – одна, в городе Аомори – одна, в уезде Минамицугару – четыре, в уезде Китацугару – одна. Из-за неосведомленности в половых вопросах две десятые процента, несмотря на вмешательство профессиональных врачей, погибло, а два с половиной процента находятся в тяжелом состоянии, и мы можем лишь испытывать величайшую тревогу за жизнь малолетних матерей, которые погибают от рук тех, кто не имеет ничего общего с профессиональными врачами».
Всего было описано четыре случая родов. Четырнадцатилетняя ученица средней школы в уезде Китацугару в феврале прошлого года родила двойню. Мать и дети здоровы. Юная мать продолжает учиться в школе. Родители даже не знали о беременности дочери.
Семнадцатилетняя ученица средней школы второй ступени договорилась со своим одноклассником, что они поженятся, и летом прошлого года забеременела. Родители обоих, поскольку дети еще школьники, заставили прервать беременность. Но и девушка и юноша заявляют: «Для нас это не игра. Мы все равно скоро поженимся».
Газетная заметка потрясла Синго. Вот почему он и увидел во сне, как девочке делают аборт.
Но сон Синго рассказывал не о постыдном, дурном поведении девочки и мальчика, а об их чистой любви, о «девочке, ставшей навеки святой». Перед сном он обо всем этом давно забыл.
Потрясение Синго превратилось в удивительный сон. Почему?
Может быть, своим сном Синго спасал и сделавшую аборт девочку, спасал и самого себя.
Во всяком случае, во сне было добросердечие.
Но его ли собственное добросердечие проснулось во сне? – заглянул в себя Синго.
Не остатки ли молодости, еще не совсем утраченные им, стариком, принесли ему сон о чистой любви мальчика и девочки, – думал с надеждой Синго.
Эта надежда и была причиной того, что, проснувшись, он почувствовал в криках Сюити любовь и отчаяние, которые он слушал, полный добросердечия.
3
На следующее утро Синго, еще лежа в постели, слышал, как Кикуко расталкивает Сюити.
В последнее время Синго просыпается чуть свет и не знает, что делать, – Ясуко, которая любит поспать, начнет ворчать: «До седых волос дожил, а все не спится, противно», – да и вставать раньше невестки ему не к лицу, он это понимает, и Синго прокрадывается в переднюю, открывает дверь, достает газету и, снова забравшись в постель, не спеша читает.
Он слышит, как Сюити идет к умывальнику.
Собрался, наверно, почистить зубы, но только взял в рот зубную щетку, как ему стало плохо, – наверно, вырвало.
Кикуко мелкими шажками пробежала на кухню. Синго встал. На веранде он столкнулся с Кикуко, которая возвращалась из кухни. – О, вы уже встали, отец.
Кикуко резко остановилась, словно наткнувшись на неожиданное препятствие, – щеки у нее вспыхнули. Из стакана, который она держала в руке, что-то выплеснулось. Наверно, она несла из кухни холодное сакэ, – Сюити опохмелиться.
Бледное, без всякой косметики, лицо Кикуко покраснело, в полусонных глазах вспыхнуло смятение, на наивно приоткрытых бледных губах, обнажив красивые зубы, мелькнула смущенная улыбка, – какая она миловидная, подумал Синго.
Неужели в Кикуко осталось еще так много детского? Синго вспомнил ночной сон.
Собственно, если вдуматься, нет ничего странного в том, что дети, о которых писала газета, женятся и рожают детей. В старое время ранних браков было сколько угодно.
Сам Синго в возрасте этих детей был по уши влюблен в старшую сестру Ясуко.
Увидав, что Синго пошел в столовую, Кикуко поспешила открыть там ставни.
В комнату ворвалось уже совсем весеннее солнце.
Кикуко, словно бы испугавшись обилия света, подняла руки к голове и стала поправлять сбившиеся во сне волосы.
Листья на гинго в храме еще не распустились, но в утренних лучах солнца уже чувствовался запах набухших почек.
Кикуко быстро переоделась и принесла чашку зеленого чая.
– Простите, отец, немножко задержалась.
Встав с постели, Синго всегда пьет горячий чай. Определить, сколько нужно заварки, очень трудно. Чай, который приготовляет Кикуко; самый вкусный.
Интересно, смогла бы его разведенная дочь делать это лучше, чем Кикуко, – думал Синго.
– Пьяному теперь дают опохмелиться. В старое время, чтобы протрезветь, пили просто зеленый чай. Так что ты не суетись, Кикуко, – пошутил Синго.
