– Ой, отец. Вы уже все знаете?
– Проснулся от крика. Сначала подумал, что это Тэру воет.
– Что вы говорите.
Кикуко сидела потупившись, казалось, у нее нет сил подняться.
– Я проснулась еще раньше, чем Кикуко, – сказала из другой комнаты Фусако. – Ужасный был крик, даже страшно стало, но Тэру не лаяла, и я поняла, что это Сюити.
Фусако вошла в столовую, как была – в ночном кимоно, кормя грудью дочь.
Лицо невзрачное, зато грудь белая, красивая.
– Почему ты в таком виде? Неряха, – сказал Синго.
– Аихара ужасный неряха, вот и я стала неряхой. Если выходишь замуж за неряху, непременно сама превратишься в неряху. Ничего не поделаешь.
Отнимая Кунико от правой груди и давая ей левую, Фусако Сказала мрачно:
– Если тебе противно, что твоя дочь стала неряхой, то раньше, чем выдавать ее замуж, нужно было проверить, не неряха ли будущий ее муж.
– Мужчина и женщина – не одно и то же.
– Все одинаковые. Посмотри на Сюити. Фусако направилась к умывальнику.
Кикуко протянула руки. Фусако грубо бросила ей ребенка, девочка заплакала.
Фусако, не обращая на нее внимания, вышла из комнаты.
Умывшись, вошла Ясуко.
– Давай. – Она взяла девочку. – А что остается делать отцу этого ребенка? С тех пор как Фусако под Новый год приехала к нам, прошло уже больше двух месяцев. Ты говоришь, Фусако неряха, а ты, отец ее, разве не неряха? Такой же неряха. И она надумала, под самый Новый год – лучшего времени не могла найти, – вдруг обнаружила, что жить с ним не может. И опять-таки из ее слов ничего не поймешь. Да и Аихара-сан тоже хорош, – мог бы приехать. – Ясуко говорила, глядя на ребенка. – Девушку, что была у тебя секретаршей, Танидзаки, Сюити как-то назвал полувдовой. Так вот, Фусако можно, пожалуй, назвать полуразведенной.
– Что значит «полувдова»?
– Замуж не успела выйти, но любимого человека потеряла на фронте.
– Но ведь во время войны Танидзаки была еще совсем ребенком.
– Ей было, наверно, лет шестнадцать – семнадцать. Уже вполне мог кто-то быть для нее незабываемым человеком.
Для Синго слова Ясуко «незабываемый человек» были неожиданностью.
Сюити ушел из дому, не позавтракав. Видно, чувствовал себя плохо, да к тому же опаздывал.
Синго задержался дома, дожидаясь утренней почты. Среди писем, которые Кикуко положила перед ним, лежало одно на ее имя.
– Кикуко! – Синго передал ей письмо.
Не посмотрев, кому письмо, она принесла его вместе с остальными и отдала Синго. Письма Кикуко приходили очень редко, она и сейчас не ждала письма.
Кикуко тут же стала читать.
– От подруги. Сделала аборт, но после этого почувствовала себя плохо и сейчас лежит в университетской клинике в Хонго, – сказала она.
– Что ты говоришь?
Синго снял очки и посмотрел на Кикуко.
– Наверно, сделала тайно, у какой-нибудь акушерки? Это очень опасно.
Газетная статья, сон, утреннее письмо – какое совпадение, подумал Синго.
Ему очень захотелось рассказать Кикуко о своем сне.
Синго молча смотрел на Кикуко, словно заряжался ее молодостью; расскажу, решил он, но тут же испугался – вдруг Кикуко тоже беременна и тоже собирается сделать аборт, тогда рассказ о сне может вызвать у нее ненужные мысли.
4
Когда электричка шла по долине Китакамакура, Кикуко удивленно воскликнула: – Как буйно цветет слива!
В долине, сразу за окнами электрички, росло множество слив. Синго, хотел он того или нет, каждый день смотрел на них.
Самый расцвет кончился, и на солнцепеке белые цветы чуть пожухли.
– У нас в саду тоже цветет, – сказал Синго. Но там всего два-три дерева, а вот такое обилие цветущих слив Кикуко видит в этом году впервые, подумал он.
Кикуко редко приходили письма, и так же редко она куда-нибудь выезжала. Она выходила из дому лишь за покупками.
Кикуко решила навестить подругу в университетской клинике, и Синго поехал вместе с ней.
Дом женщины, с которой встречался Сюити, как раз напротив университета. Это немного тревожило Синго.
В электричке он так и не решился спросить Кикуко, не беременна ли она.
Спросить было не так трудно, просто он, видимо, упустил удобную минуту.
Сколько уж лет он не спрашивает у Ясуко о женских делах. С наступлением климакса Ясуко перестала говорить ему об этом. И не потому, что с тех пор она всегда была здорова, а потому, видно, что пришла пора ее увядания.
Синго уже давно забыл, что у них с Ясуко были когда-то такие разговоры.
И сейчас он вспомнил о ней, собираясь спросить у Кикуко о беременности.
Если бы Ясуко знала, что они поехали в родильное отделение клиники, она бы, наверно, сказала, что Кикуко тоже следует показаться врачу.
Ясуко много раз заговаривала с ней о ребенке, И Синго видел, как это было неприятно Кикуко.
Сюити она, конечно, откровенно обо всем рассказывает. Мужчина, с которым женщина откровенна, для нее все. Женщина сразу же перестает быть откровенна с мужем, стоит ей завести себе мужчину. Синго как-то услышал об этом от одного старого приятеля и, как он помнит, очень тогда заинтересовался.
Даже дочь не бывает до конца откровенна с родителями.
До сих пор Синго – и Кикуко тоже – избегали говорить о том, что у Сюити есть женщина.
Если Кикуко беременна, то скорее всего потому, что ее созреванию способствовала любовница Сюити.
Вся эта история ужасно неприятна, но Синго не забывал, что речь идет о человеке, и ему казалось жестоким спрашивать у Кикуко о ребенке.
– Дед Амамия приходил вчера. Вам мама не говорила? – неожиданно сказала Кикуко.
– Нет, не говорила.
– Амамия забирает их в Токио, и он приходил прощаться. Просил отдать Тэру. Принес два больших пакета печенья.
– Собаке?
– Да. Мама так и сказала: принес собаке, но один можно оставить и для людей. Торговые дела Амамия-сан идут хорошо, и он снова начинает строиться, – старик так радовался.
– Что ты говоришь! Не часто случается, чтобы торговец, который вынужден был распродать все, вплоть до собственного дома, снова встал на ноги и даже начал строиться. С тех пор как он уехал, уже десять лет прошло, пролетели, как один миг. Изо дня в день езжу на этой электричке – надоело. Иногда встречаюсь с приятелями в ресторане – это тоже повторяется уже лет десять, тоска, да и уставать стал. Пришло, видно, время предстать перед ним.
