— Миссис Верикер, вы с Нелл должны летом приехать в Динар
[17]
, просто обязаны. Туда многие наши едут. Замечательное место.
— Звучит заманчиво, мистер Четвинд, но не знаю, удастся ли. Мы уже многим обещали поехать и туда, и сюда.
— Я понимаю, на вас такой спрос, что претендовать трудно. Надеюсь, дочь не услышит, если я скажу вам, что вы — мать первой красавицы сезона.
— И тут я говорю груму…
Это майор Дакр.
Все Дейры были солдатами, почему бы ему не стать солдатом, вместо того чтобы заниматься бизнесом в Бирмингеме? Но Вернон тут же себя высмеял. Нелепая ревность. Что может быть хуже, чем младший офицер без гроша за душой? О Нелл тогда нечего было бы и мечтать.
До чего же американцы речистые, он уже устал от голоса этого Четвинда. Хоть бы скоро кончился обед. Можно будет погулять с Нелл под деревьями.
Но погулять с Нелл оказалось не так-то просто. Верноном завладела миссис Верикер, задавала вопросы про мать, про Джо, держала его возле себя. Он не мог бороться с ее тактикой, пришлось делать вид, что ему то приятно. Одно утешало: Нелл шла не с Дакром, а с этим стариком.
Вдруг они наткнулись на друзей миссис Верикер и остановились поговорить. Вот его шанс. Он подошел к Нелл:
— Пошли со мной. Быстро. Бежим.
Получилось! Он увел ее от остальных! Он так спешил, что она почти бежала, чтобы держаться рядом, но не протестовала и не насмехалась. Голоса все отдалялись. Ему стало слышно частое дыхание Нелл. Это оттого, что они так быстро бегут? Почему-то он подумал: нет, не поэтому! Он пошел медленнее. Они оказались одни, одни в целом мире. Как на пустынном острове.
Надо что-то сказать, простое, обыкновенное. А то она повернется и уйдет, а этого он не перенесет. Хорошо, что она не знает, как бьется его сердце — мощными толчкам ударяет под самое горло.
Он отрывисто сказал:
— Я вступил в бизнес дяди.
— Да, я знаю. Тебе нравится?
Прелестный холодноватый голос, никакого возбуждения.
— Не слишком. Но думаю, что привыкну.
— Наверное, станет интереснее, когда ты будешь больше понимать.
— Сомневаюсь. Знаешь, делать дырки в пуговицах…
— О! Да, не слишком вдохновляет.
Наступила пауза, и она сказала:
— Ты терпеть не можешь эту работу?
— Боюсь, что да.
— Мне очень жаль. Я тебя понимаю.
Весь мир меняется, если кто-то тебя понимает! Нелл великолепна! Он, запинаясь, сказал:
— Знаешь, с твоей стороны это так славно…
Еще пауза — насыщенная эмоциями, пугающая. Она торопливо заговорила:
— Ты… мне казалось, ты начал заниматься музыкой?
— Да. Но бросил.
— Почему? Как жаль!
— Больше всего на свете я хотел бы этим заниматься. Но мне надо зарабатывать деньги. — Сказать ей? Момент был подходящий. Нет, он не осмелится. И тут же брякнул: — Видишь ли, Эбботс-Пьюисентс — ты его помнишь?
— Конечно. Вернон, мы же говорили о нем на днях.
— Извини. Я сегодня глуповат. Понимаешь, я ужасно хочу снова там жить.
— Я думаю, ты поступил замечательно.
— Правда?
— Да. Бросить то, что любишь, и делать то, что должен делать. Это великолепно!
— Превосходно. Хорошо, что ты так сказала. Ты даже не представляешь себе, как это все меняет!
— Правда? Я очень рада.
Про себя она думала: «Надо возвращаться. О! Надо возвращаться. Мама очень рассердится. Что я делаю? Я должна вернуться и слушать, что говорит этот Джордж Четвинд, но он такой скучный. О боже мой, хоть бы мама не очень рассердилась!»
И она шла рядом с Верноном. Странно, что с ней такое? Хоть бы Вернон что-нибудь сказал! О чем он думает?
Она спросила отстраненным голосом:
— А как поживает Джо?
— Сейчас с головой ушла в искусстве. Я думал, вы с ней встречались, когда они была в городе.
— Я ее один раз видела, и все. — Она робко добавила: — Кажется, я ей не нравлюсь.
— Что за чушь! Нравишься, конечно.
— Нет, она думает, что я вертихвосткам что меня интересуют только танцы и вечеринки.
— Кто тебя знает, ни за что так не скажет.
— Не уверена. Иногда я чувствую себя. Я ужасно глупой.
— Ты? Глупой?
Невыразимо теплый голос. Дорогой Вернон! Он так хорошо о ней думает! Мама была права.
Они вышли на какой-то мостик, встали, опершись о перила, и стали смотреть на воду. Вернон хрипло произнес:
— Как здесь хорошо.
— Да.
Оно приближалось… приближалось.
Нелл не могла бы сказать, что именно, но она его чувствовала. Мир застыл, изготовившись к прыжку.
— Нелл…
Почему у нее так дрожат колени? Почему его голос звучит словно издалека?
— Да?
Неужели это она сказала такое странное и короткое «да»?
— О! Нелл… — Он должен сказать. Должен. — Я люблю тебя. Я так тебя люблю…
— Любишь?
Не может быть, чтобы это она сказала. Так по-идиотски!
— Любишь? — Голос был напряженный, неестественный.
Он взял ее за руку. Его рука была горячей, ее — холодной.
— Как ты думаешь, ты могла бы… полюбить меня?
Она ответила, не понимая, что говорит:
— Не знаю.
Они продолжали стоять, как ошеломленные дети, рука в руке, захваченные таким счастьем, что было даже страшно.
Что-то должно было вот-вот случиться, они не знали что.
Из темноты возникли две фигуры, раздался грубый смех и девичье хихиканье.
— Так вот вы где! Романтическое местечко!
Зеленая девица и этот осел Дакр. Нелл что-то сказала — с полным самообладанием. Женщины — удивительные существа! Она вышла на лунный свет — спокойная, собранная. Все вместе они шли и разговаривали, подшучивая друг над другом. Джорджа Четвинда и миссис Верикер они увидели на газоне. «У него хмурый вид», — подумал Вернон.
Миссис Верикер была очень сурова. Она попрощалась с ним даже в какой-то оскорбительной манере. Его это не беспокоило. Ему очень хотелось уйти и предаться пиршеству воспоминаний.
Он сказал ей! Он спросил, любит ли она его — да, он осмелился! — и она его не высмеяла, она сказала: «Не знаю».
Но это значит… О, не может быть! Нелл, волшебница Нелл, прекрасная, недостижимая, любит его или по крайней мере хочет любить.
