С Нелл дела тоже наладятся, так или иначе. Сегодня она прижалась к нему теснее, чем допускала раньше… Да, все в порядке, он уверен.
Он взбежал по лестнице в свою комнату. Там было темно. Себастьяна не было. Он включил свет и увидел записку на столе. Взял ее. Адресована ему, почерк Нелл. Он развернул.
Долго стоял. Потом осторожно подвинул к столу стул, поставил его очень точно, как будто это было важно, и сел, держа записку в руке. Он прочел ее в десятый раз.
«Дорогой Вернон, прости меня — прости, пожалуйста. Я выхожу замуж за Джорджа Четвинда. Я не люблю его так, как тебя, но с ним мне будет спокойно и надежно. Еще раз — прости.
С любовью, всегда твоя Нелл.
С ним ей будет спокойно и надежно. Что это значит? Ей было бы спокойно и надежно со мной. С ним — спокойно? Это удар… Как больно…
Он сел. Шли минуты… часы… Он сидел без движения, не в силах думать. В голове шевельнулось: Себастьян чувствовал то же самое? Я не знал…
Он услышал стук в дверь, но не поднял глаз. Джейн он заметил только тогда, когда она, обойдя стол, опустилась перед ним на колени.
— Вернон, дорогой мой, что такое? Я поняла, что что-то произошло, раз ты не пришел на ужин.
Он машинально протянул ей записку. Она прочла и положила на стол.
— О Вернон, дорогой мой…
Ее руки обняли его. Он сжал ее — так испуганный ребенок хватается за мать. Из груди его вырвалось рыдание. Он уткнулся лицом в сияющую белизной шею.
— О Джейн… Джейн…
Она крепче прижала его к себе, погладила по голове. Он пробормотал:
— Останься со мной. Останься со мной. Не уходи.
Она ответила:
— Хорошо, я не уйду.
Голос звучал мягко, по-матерински. В Верноне что-то сломалось — как плотину прорвало. Образы вихрем пронеслись в голове: отец целует Винни в Эбботс-Пьюисентс… скульптура в Южном Кенсингтоне… тело Джейн, прекрасное тело.
Сдавленным голосом он повторил:
— Останься со мной.
Обняв, она поцеловала его в лоб и сказала:
— Я останусь, дорогой.
Как мать ребенку.
Он вырвался.
— Не так. Не так. Вот как.
Он впился губами в ее рот, рука обхватила округлость груди. Он всегда хотел ее, всегда. Сейчас он это понял. Это ее тела он хотел, прекрасное, грациозное тело, которое так хорошо знал Борис Андров.
Он опять сказал:
— Останься со мной.
Наступила долгая пауза — ему казалось, прошли часы, прежде чем она ответила. Она сказала:
— Я останусь…
Глава 4
1
Июльским днем Себастьян шел по набережной по направлению к дому Джейн. Погода напоминала скорее раннюю весну, хотя дело было в разгаре лета. Он моргал от холодного пыльного ветра, дующего в лицо.
Себастьян заметно изменился, он казался намного старше. Очень мало осталось от мальчишки, хотя никогда особенно много и не было. У него всегда был удивительно взрослый вид, присущий всем семитам. Когда он вот так шел, нахмурившись и что-то обдумывая, ему можно было дать тридцать с лишним.
Джейн сама открыла дверь. Она говорила тихим, совсем охрипшим голосом:
— Вернона нет. Он тебя не дождался. Ты обещал к трем, а сейчас уже полпятого.
— Меня задержали. Обычное дело. Никогда не знаешь, как лучше подойти к Вернону с его нервами.
— Не хочешь ли сказать про еще один кризис? Я этого не вынесу.
— О, ты к ним привыкла. И мне приходится. Что у тебя с голосом, Джейн?
— Простуда. Горло. Все в порядке, я лечусь.
— Боже мой! Завтра «Принцесса в башне»! Ты не сможешь петь?
— О, я буду петь. Не бойся. Только не возражай, если сейчас буду разговаривать шепотом. Надо сберечь все, что можно.
— Конечно. У врача была?
— У моего лечащего врача на Харли-стрит.
— Что он сказал?
— Как всегда.
— Он запретил тебе завтра петь?
— О нет!
— Ну какая же ты врушка, Джейн!
— Да, было бы неплохо отложить, но это повредит тебе. Буду честной. Он предупредил меня, что я годами перетруждала свой голос. Сказал, что петь завтра — безумие. Но мне наплевать.
— Дорогая моя Джейн, я не собираюсь рисковать твоим голосом.
— Занимайся своим делом, Себастьян. Мой голос — это мое дело. Я не вмешиваюсь в твои заботы, а ты не вмешивайся в мои.
Себастьян ухмыльнулся.
— Тигрица, — восхитился он. — Но все равно, Джейн, так нельзя. Вернон знает?
— Как ты думаешь? Нет, конечно. И ты не говори ему, Себастьян.
— Обычно я никогда не вмешиваюсь. Но, Джейн, дорогая, ты десять тысяч раз пожалеешь. Опера того не стоит. И Вернон не стоит. Можешь сердиться за то, что я это говорю.
— Зачем же сердиться? Это правда, я знаю. Но все равно буду петь. Можешь называть меня тщеславной или эгоисткой, но без меня «Принцесса» не будет иметь успеха. В роли Изольды у меня был успех, а моя Сольвейг произвела фурор. Это мой звездный час. И Вернона тоже. Я сделаю это хотя бы для него.
Он расслышал подтекст — ее невольно выдало это «хотя бы», но ни одним мускулом лица он не показал, что понял. Он только повторил с мягкой настойчивостью:
— Он этого не стоит, Джейн. Подумай о себе. Ты уже достигла вершины. А у Вернона все впереди.
— Я знаю, знаю. Этого стоит только один человек — ты, Себастьян. И все же я делаю это не ради тебя.
Себастьян был удивлен и тронут. Глаза его заволокло туманом. Он взял Джейн за руку. Минуту они сидели молча.
— Очень мило с твоей стороны, — сказал он наконец.
— Это правда. Ты стоишь десятка Вернонов. У тебя есть ум, инициатива, характер… — Хрипловатый голос умолк.
Еще через минуту Себастьян спросил:
— А вообще как дела? Как обычно?
— Да, пожалуй. Знаешь, что ко мне приходила миссис Дейр?
— Нет. Что ей надо?
— Она пришла умолять меня отдать ей ее сыночка. Сказала, что я разрушаю его жизнь. Только дурная женщина может поступать так, как я. И прочее. В общем, можешь себе представить.
— А ты что? — полюбопытствовал Себастьян.
Джейн пожала плечами.
— Что я могла сказать? Что Вернону все равно — та шлюха или другая.
— О, дорогая, неужели до такого дошло?
Джейн встала, закурила и принялась ходить по комнате. Себастьян увидел, что у нее измученное лицо. Он отважился спросить:
