— Как он?
— Слишком много пьет, — резко сказала Джейн.
— Ты не можешь его удержать?
— Нет.
— Странно, я считал, что ты имеешь на него большое влияние.
— Сейчас нет. — Она помолчала. — Нелл выходит замуж осенью, кажется?
— Да. Думаешь, тогда станет легче?
— Понятия не имею.
— Молю Бога, чтобы он выстоял, — сказал Себастьян. — Если не ты, то никто его не удержит. Это у него в крови.
Она подошла и снова села рядом.
— Расскажи мне все, что знаешь. Про его отца, мать.
Себастьян кратко описал Дейров.
— Мать его ты видела. Не правда ли, странно, что Вернон не унаследовал от нее ни единой черточки? Он Дейр с головы до пят. Все они артистичны, музыкальны, слабовольны, самонадеянны и гроза для женщин. Странная штука наследственность.
— Я с тобой не совсем согласна. Вернон не похож на мать, но кое-что он от нее унаследовал.
— Что же?
— Жизненная сила. Она — необыкновенно живучая, как животное. Ты никогда не думал о ней с этой точки зрения? В Верноне есть что-то от нее. Иначе он не стал бы композитором. Будь он только Дейром, он бы баловался музыкой. Кровь Бентов дала ему силу для творчества. Ты говоришь, его дед построил свой бизнес голыми руками, то же сделал Вернон.
— Не уверен, что ты права.
— А я уверена.
Себастьян некоторое время думал. Потом спросил:
— Дело только в пьянстве? Или есть — ну, я хочу сказать, есть другие женщины?
— О! Есть, есть и другие женщины.
— И ты не возражаешь?
— Не возражаю? Конечно возражаю. Из чего, по-твоему, я сделана? Возражаю до того, что убить готова. Но что я могу? Разбушеваться, устроить сцену и выгнать его отсюда?
Ее прекрасный голос вырвался из шепота — Себастьян быстро сделал знак, и она остановилась.
— Ты прав. Надо быть осторожнее.
— Я не могу понять, — проворчал Себастьян. — Сейчас Вернону, кажется, и музыка не важна. Он соглашается со всем, что Радмогер ему предлагает, прямо ягненок. Это ненормально.
— Нужно подождать. Все вернется. Это реакция. К тому же Нелл. У меня такое чувство, что, если «Принцесса» будет иметь успех, Вернон придет в себя. У него появится гордость, чувство свершения.
— Надеюсь, — тяжело вздохнул Себастьян. — Но будущее меня очень тревожит.
— В каком смысле? Чего ты боишься?
— Войны.
Джейн удивилась. Она не поверила своим ушам, подумала, что ослышалась.
— Войны?
— Да. Из-за того дела в Сараево
[22]
.
Джейн это казалось смешно и нелепо.
— С кем же будет война?
— Вообще-то с Германией.
— О Себастьян, но это же так далеко. Сараево!
— Предлог может быть любой! — раздраженно бросил Себастьян. — Все дело в деньгах. Деньги скажут свое слово. Я сам имею дело с деньгами, наши родственники в России имеют дело с деньгами. Мы знаем. По тому, как ведут себя деньги, можно догадаться, что носится в воздухе. Приближается война, Джейн.
Джейн посмотрела на него и перестала улыбаться. Себастьян был серьезен, а он всегда знает, что говорит. Если он говорит, что приближается война, то, как бы фантастично это ни звучало, война приближается.
Себастьян сидел молча, погрузившись в размышления. Деньги, инвестиции, разнообразные займы, финансовая ответственность, которую он на себя принял, будущее его театров, позиция принадлежащих ему газет. Затем, конечно, будут сражения. Он — сын натурализовавшегося англичанина. Он ничуть не хочет идти воевать, но, видимо, придется. Как и всем, кроме самых пожилых. Его тревожила не опасность, а необходимость оставлять свои взлелеянные проекты в чужих руках. «Они все испортят», — с горечью думал он. Войну он оценивал как долгую кампанию — года на два, не меньше. Он не удивится, если под конец в нее ввяжется Америка.
Правительство выпустит заем — военные займы могут быть хорошим вложением. В театрах — ничего для высоколобых, только комедии, красотки, ножки, танцы — для солдат в увольнении. Он внимательно все обдумывал. С Джейн всегда легко — она понимает, когда неохота разговаривать. Он посмотрел на нее. Она тоже задумалась. Интересно, о чем? С Джейн никогда этого не знаешь. Они с Верноном похожи — не говорят, о чем думают. Может, она задумалась о Верноне. Что он пойдет на войну и его убьют. Нет, такого не должно быть! Вся артистическая натура Себастьяна взбунтовалась. Вернон не должен быть убит.
Через три недели представление «Принцессы в башне» было забыто, потому что разразилась война.
До этого оперу, что называется, «хорошо принимали». Часть критиков бушевала и язвила по поводу «новой школы молодых музыкантов», которые считают, что опрокидывают все устои. Другие искренне хвалили ее как многообещающую работу, хотя и несколько сырую. И все с энтузиазмом говорили о красоте постановки в целом. Все ехали в Холборн — «это так далеко, милочка, но стоит того», — чтобы посмотреть фантастический спектакль и «эту чудную новую певицу Джейн Хардинг. У нее просто удивительное лицо, дорогая, — настоящее средневековье. Без нее все смотрелось бы иначе».
Это был триумф Джейн, хотя и кратковременный. На пятый день ей пришлось покинуть состав исполнителей.
Себастьян был вызван по телефону, когда Вернона не было дома. Джейн встретила его с такой сияющей улыбкой, что он было подумал, что его страхи напрасны.
— Плохо дело, Себастьян. Роль перейдет к Мэри Ллойд. Она, в общем-то, неплоха; голос у нее лучше моего, и она хорошенькая.
— Хм, я боялся, что Хершел тебе запретит. Надо бы мне самому с ним повидаться.
— Да, он хотел тебя видеть. Хотя ничего тут не поделаешь.
— Что значит — ничего не поделаешь?
— Голос пропал, мой мальчик. Пропал навсегда. Хершел честно сказал, что надежды нет. Он, конечно, говорит, что никогда не бывает полной уверенности, что после отдыха он может вернуться и т. д. Он все это говорил, потом посмотрел на меня и смутился. Кажется, он с облегчением увидел, как я приняла приговор.
— Джейн, дорогая, милая Джейн…
— О, не канючь, Себастьян. Пожалуйста, не надо. Гораздо легче, когда тебя не жалеют. Ты сам знаешь, это была рискованная затея, голос у меня несильный, я все время рисковала. Сначала выигрыш, потом проигрыш. Азартный игрок должен уметь проигрывать. Так говорят в Монте-Карло?
— Вернон знает?
— Да. Он ужасно расстроен. Он любил мой голос. У него прямо сердце разрывается.
