— Ваш отец погиб в бурской войне?
— Да, сэр.
— Вы его помните?
— О да, сэр.
— Как он выглядел?
Грин улыбнулся. Это было приятное воспоминание.
— Высокий мужчина. Бакенбарды. Ярко-голубые глаза. Помню, он пел в хоре, у него был баритон.
Он весело улыбался.
— И его убили в бурскую войну?
Неожиданно по лицу Грина пробежала гримаса сомнения. Казалось, он обеспокоен, удручен. Глаза смотрели жалобно, как у собаки, сознающей свою вину.
— Странно, я никогда об этом не думал. Он был бы сейчас слишком стар. Но он… я клянусь… я уверен…
В глазах его отразилось такое отчаяние, что собеседник сказал:
— Не беда. Вы женаты?
— Нет, сэр.
Ответ последовал без колебаний.
— Кажется, вы вполне уверены на этот счет, — улыбнулся Левин.
— Да, сэр. Ни к чему хорошему это не ведет — путаться с женщинами. — Он повернулся к Джейн. — Прошу прощения.
Она слабо улыбнулась:
— Пустяки.
Левин повернулся к ней и сказал что-то так быстро, что Грин не уловил. Что-то вроде:
— Необыкновенное сходство с Сидни Бентом. Вообразить не мог, что такое возможно.
Оба снова уставились на него.
Он вдруг испугался — по-детски испугался, как когда-то очень давно боялся темноты. Что-то выплыло, так он себе это определил, — и эти двое знают. Что-то про него.
Он подался вперед, полный пронзительного предчувствия.
— В чем дело? — резко спросил он. — Что-то не так?
Они не отрицали, просто смотрели на него.
Страх нарастал. Почему они не скажут? Они знают что-то такое, чего он не знает. Что-то ужасное. Он повторил, и голос его зазвенел:
— В чем дело?
Леди встала — подсознательно он отметил, как великолепно она движется. Она похожа на статую, которую он когда-то видел. Она обошла вокруг стола и положила руку ему на плечо. Ласково, ободряюще сказала:
— Все нормально. Не надо бояться.
Но Грин сверлил глазами Левина. Этот человек знает, сейчас он скажет. Что же такое ужасное им известно, а ему нет?
— На войне случались странные вещи, — начал Левин. — Иногда люди забывали свое имя.
Он многозначительно замолчал, но Грин не поддался.
— Я не настолько плох. Я не забыл свое имя.
— Но вы забыли. Ваше настоящее имя Вернон Дейр.
Заявление должно было произвести драматический эффект, но не произвело. Оно показалось Грину просто глупым.
— Я Вернон Дейр? Вы хотите сказать, я его двойник?
— Я говорю, что вы — это он.
Грин искренне рассмеялся.
— Меня не так легко подцепить на крючок, сэр. Даже если это означает титул или богатство! Каково бы ни было сходство, я не стану с этим связываться.
Себастьян Левин перегнулся через стол и раздельно произнес:
— Ты — Вернон — Дейр.
Грин смотрел на него, широко открыв глаза.
— Вы меня разыгрываете?
Левин покачал головой. Грин быстро повернулся к женщине, стоящей рядом с ним. Она смотрела очень серьезно и уверенно. Она спокойно сказала:
— Вы — Вернон Дейр. Мы оба это знаем.
В комнате повисло мертвое молчание.
Грину казалось, весь мир пошел кругом. Какая-то фантастическая, немыслимая история. И все-таки в этих двоих есть нечто, вызывающее доверие. Он нерешительно сказал:
— Но… но так не бывает. Человек не может забыть собственное имя!
Он с победным видом посмотрел на них, но Себастьян Левин покачал головой.
— Не знаю, как это вышло, — возможно, врач может это объяснить. Но я знаю — ты мой друг Вернон Дейр. В этом нет ни малейшего сомнения.
— Но… но если это правда, я должен знать.
Он был в замешательстве. Странный, тошнотворный мир, ни за что нельзя поручиться. Эти добрые, здравомыслящие люди внушают доверие. Раз они так говорят — значит, так и есть, но что-то в нем отказывается это принимать. Они жалеют его, и это пугает. Значит, есть что-то еще, чего ему не сказали.
— Кто он, этот Вернон Дейр? — отрывисто спросил он.
— Ты происходишь из этой части света. Ты родился и провел детство в поместье под названием Эбботс-Пьюисентс…
Грин прервал его изумленным возгласом:
— Эбботс-Пьюисентс? Я вчера возил туда мистера Блейбнера. И вы говорите, что это мой старый дом, а я его не признал!
Он вдруг оживился. Букет лжи! Ну конечно же. Он все время это чувствовал. Люди они честные, они просто ошиблись. Какое облегчение!
— Потом ты жил в Бирмингеме, — продолжал Левин. — Ты закончил школу в Итоне, поехал в Кембридж, потом в Лондон — учиться музыке. Ты сочинил оперу.
Грин расхохотался.
— Вы ошибаетесь, сэр. Да вы что, я же не отличу одну ноту от другой!
— Началась война. Ты получил патент на офицерский чин. Ты женился, — он помедлил, но Грин не отозвался, — и отправился на фронт во Францию. Весной следующего года мы получили извещение о твоей смерти в бою.
Грин недоверчиво смотрел на него. Что за вздор! Он ничего такого не помнит.
— Должно быть, какая-то ошибка, — примирительно сказал он. — Мистер Дейр, возможно, что называется, мой двойник.
— Ошибки нет, Вернон, — сказала Джейн Хардинг.
Грин перевел взгляд с Себастьяна на нее. Интимность ее тона убедила более, чем что другое. Ужас. Кошмар. Так не бывает. Его всего трясло.
Левин встал, смешал какое-то питье из того, что стояло на подносе в углу, и подал ему.
— Выпей, — сказал он. — Тебе станет лучше. У тебя шок.
Грин выпил залпом. Дрожь прекратилась.
— Как перед Богом, сэр, — это правда?
— Как перед Богом — это правда.
Он придвинул стул и сел радом с другом.
— Вернон, старина, неужели ты меня совсем не помнишь?
Грин смотрел на него во все глаза. Внутри что-то слабо шевельнулось. Как же это больно — пытаться вспомнить! Что-то есть…
— Ты… ты вырос. — Он протянул руку и тронул ухо Себастьяна. — Кажется, я помню…
— Он помнит твои уши, Себастьян! — воскликнула Джейн, отошла к камину и захохотала, уткнувшись головой в каминную полку.
— Перестань, Джейн. — Себастьян встал, налил еще стакан и принес ей. — Вот лекарство.
Она выпила, отдала стакан, слабо улыбнулась и сказала:
