Этот дом был громадный, с большим запущенным газоном, который заканчивался темно-зеленой неровной каймой деревьев – рощицей бананов, апельсинов, лимонов, грейпфрутов и лапачо. Через ворота мне были видны две широкие каменные лестницы, ведущие к двум отдельным входам. Стены, все в пятнах лишайника, подымались вверх на четыре этажа.
– Дом миллионера, – сказал я.
– Погодите еще, – предупредил Вордсворт.
На железных заржавевших воротах висел замок. На столбах были высечены ананасы, но камень порядком уже стерся, а сами ворота, обмотанные колючей проволокой, давно утратили свою величественность. Если раньше тут и жил миллионер, подумал я, то теперь его давно уже нет.
Вордсворт повел меня за угол и свернул в боковую улочку. Мы вошли в дом с задней стороны через небольшую калитку, которую Вордсворт тут же запер за собой. Мы прошли насквозь рощицу из душистых деревьев и кустов. «Эй! – вдруг завопил Вордсворт, подняв лицо к прямоугольной громаде. – Эй!» Но никто не отозвался. Дом своей массивностью и безмолвием напомнил мне большие фамильные склепы на кладбище в Булони. Здесь тоже был конец пути.
– Ваша тетя немножечко глухой стал, – заметил Вордсворт. – Она больше не молоденький, совсем нет. – Он говорил с сожалением, как будто знал ее с юности, а между тем ей было за семьдесят, когда она подобрала его перед «Гренада палас». Мы поднялись на один марш и вошли в холл.
Выложенный потрескавшимся мрамором просторный холл был абсолютно пуст. Окна были закрыты ставнями, свет исходил лишь от голой лампочки под потолком. Ни стула, ни стола, ни дивана, ни картин. Единственным признаком того, что дом обитаем, была швабра, прислоненная к стене, да и то ее, возможно, поставил здесь не один десяток лет назад кто-то, нанятый прибрать в доме после того, как грузчики вынесли мебель.
– Эй! – заорал Вордсворт. – Эй! Мистер Пуллен пришел!
И тогда я наконец услышал стук каблучков где-то над головой. Наверх шла лестница розового мрамора, и на площадке первого этажа показалась тетушка. Тусклый свет мешал видеть ее отчетливо, и, должно быть, я скорее вообразил, чем услышал, легкое старческое дребезжание в ее голосе, какого прежде не было.
– Здравствуй, Генри, – сказала она, – рада видеть тебя дома. – Она стала медленно спускаться вниз, и, вероятно, причиной тому было скудное освещение, но только она крепко держалась за перила. – Мне жаль, что мистер Висконти не может приветствовать тебя. Его сейчас нет дома. Я ждала его вчера.
– Мистер Висконти?
– Да, – подтвердила она, – мистер Висконти. Мы благополучно воссоединились наконец. Фотография при тебе? С ней ничего не случилось?
– Она у Вордсворт. – И он приподнял свой новенький чемодан.
– Теперь мистер Висконти вздохнет спокойно. Он опасался таможенников. Ты хорошо выглядишь. Генри, – добавила она, целуя меня в щеку, и на меня повеяло запахом лаванды. – Пойдем, я покажу твою комнату.
Мы поднялись на площадку первого этажа, такую же пустую, как холл, и она отворила одну из дверей. Здесь по крайней мере имелись кровать, стул и шкаф, но ничего больше. По-видимому, тетушка почувствовала, что какое-то объяснение требуется, и сказала:
– Мебель привезут со дня на день.
Я открыл другую дверь и увидел комнату, в которой не было ничего, кроме двух матрасов на полу, положенных рядом, туалетного столика и нового табурета.
– Кровать я отдала тебе, – сказала тетушка, – но без туалетного столика я обойтись не могу.
– Это ваша комната?
– Иногда мне недостает моего венецианского стекла, но когда будут повешены шторы и привезут мебель… Генри, ты, наверное, проголодался. Вордсворт отнесет твои чемоданы наверх. А я кое-что приготовила перекусить.
Убранство столовой меня уже не удивило. Комната была необъятной, когда-то ее освещали три люстры, но теперь провода свисали из дыр в потолке, как водоросли. Имелся стол, но без скатерти, вместо стульев стояли упаковочные ящики.
– Пока по-походному, – заметила тетушка, – но, когда вернется мистер Висконти, вот увидишь, мы очень быстро приведем все в жилой вид.
Мы поели консервов и запили их сладким красным вином местного происхождения, по вкусу оно напоминало какое-то противное лекарство из далекого детства. Я со стыдом подумал о своем билете первого класса.
– Когда мистер Висконти вернется, – сказала тетушка, – мы позовем в твою честь гостей. Этот дом создан для приемов. Мы устроим в саду костер и зажарим целиком быка на вертеле, на деревья повесим цветные лампочки, и, конечно, будет музыка и танцы. Арфа и гитара – здесь сейчас это в моде. Их национальные танцы – полька и галоп. Я приглашу начальника полиции, здешнего иезуита, для поддержания светской беседы и британского посла с женой. Итальянского посла, пожалуй, нет, это было бы бестактно. Надо подобрать для тебя хорошеньких девушек, Генри.
Планка от ящика впилась мне в ляжку. Я сказал:
– Сперва надо обзавестись кое-какой мебелью, тетя Августа.
– Ну, это само собой разумеется. Жалко, что нельзя пригласить итальянского посла. Он такой красивый мужчина. Но при сложившихся обстоятельствах… Я скажу тебе одну вещь, Генри, о ней известно одному Вордсворту…
– А где он сейчас?
– В кухне. Мистер Висконти хочет, чтобы мы обедали без него. Да, я собиралась сказать тебе. Генри, когда ты меня перебил: мистер Висконти привык уже к аргентинскому паспорту и его здесь знают под именем мистера Искьердо.
– Для меня это не такая уж неожиданность, тетя Августа. – И я рассказал ей, как два детектива обыскивали ее квартиру. – Кстати, генерал Абдул умер.
– Я так и предполагала. Они что-нибудь забрали?
– Ничего, кроме цветной открытки из Панамы.
– Зачем она им?
– Они подозревали, что она имеет какое-то отношение к мистеру Висконти.
– Полиция всегда ведет себя удивительно нелепо. Открытка, скорее всего, от мсье Дамбреза. Я встретила его на пароходе, по дороге в Буэнос-Айрес. Бедный, он очень состарился. Я его даже не узнала, пока он не стал рассказывать мне про свою металлургическую фирму и про семью в Тулузе.
– А он тоже вас не узнал?
Это-то как раз не удивительно. В ту пору, когда мы жили в «Сент-Джеймсе и Олбани», у меня были черные волосы, а не рыжие. Рыжий – любимый цвет мистера Висконти. Ради него я и осталась навсегда рыжей.
– Полиция действовала по распоряжению «Интерпола».
– Просто смехотворно рассматривать мистера Висконти как обыкновенного военного преступника. Вокруг их полным-полно. Мартин Борман неподалеку, в Бразилии, только границу перейти, а этот ужасный доктор Менгеле [нацистский преступник, врач, производивший эксперименты на людях], который зверствовал в Освенциме, говорят, находится при армии близ боливийской границы. Спрашивается, почему «Интерполу» не заняться ими? Мистер Висконти всегда очень хорошо относился к евреям. Даже когда вел дела с Саудовской Аравией. Почему понадобилось выгонять его из Аргентины? У него там отлично пошла торговля антиквариатом. В Буэнос-Айресе, как рассказал мне мистер Висконти, один американец самым наглым образом расспрашивал про него где только мог. Мистер Висконти продал картину одну частному лицу из Штатов, так этот американец, который выдавал себя за представителя Метрополитен-музея, заявил, что картина краденая…
