И, решив это, я почувствовал себя гораздо лучше. Пошел в peluqueria
[189]
и побрился. Пообедал у Луфу, и одна из его дочерей погладила мне брюки. Я нервничал, но был преисполнен надежд. Перед глазами все еще стояло ее белое лицо и темные глаза, метавшие в меня молнии негодования, но я помнил и то, как обнимали меня ее руки. Потому что она нуждалась во мне. А необычная сила и ярость, с которой она меня отвергала, объяснялась ее неуверенностью, сможет ли она теперь кому-то довериться. Нет, это пройдет, она успокоится и примет меня.
Представляя себе, как это будет, я расслабился, разнежился и растроганно погрузился в сладостные ощущения, будто все это уже произошло. Это было мое всегдашнее свойство — фантазия, опережающая реальность и готовящая ей путь. Неповоротливая тяжелая машина не может следовать по непроторенной дороге в незнакомой местности. И мое воображение, подобно полкам Цезаря в Галлии или Испании, прокладывало дороги и возводило укрепления и стены даже там, где остановка продолжалась всего одну ночь.
Пока я сидел в трусах, ожидая, когда мне дадут мои брюки, показалась собака Jly, толстая, апатичная, вонючая, как старушка Винни. Подошла, встала напротив, глядя на меня в упор. Но ласки она не ждала: когда я протянул к ней руку, чтобы погладить, она попятилась и оскалила мелкие старческие зубы — не по злобе, но желая, чтобы к ней не лезли и оставили в покое, в котором она и оказалась, удалившись за занавеску. Она была очень старая.
Подошедший автобус оказался американским — тоже совсем древний, допотопный, настоящий рыдван из тех, что развозят школьников в сельской местности. Я уже сидел в нем, держа наготове билет, когда появился Моултон. Подойдя к моему окошку, он сказал:
— Вылезайте. Надо поговорить.
— Нет, я уезжаю.
— Вылезайте, — очень серьезно произнес он. — Это важно. Лучше вам вылезти.
— Чего ты к нему пристал, Уайли? Это не твое дело, — вмешался Игги.
Лоб Моултона и нос картошкой покрывали капельки пота.
— Может, ему самому там очутиться, чтобы это его подкосило?
Я вышел из автобуса.
— В каком смысле «подкосило»? Про что это вы?
И, не дав Игги перехватить инициативу, будь у него такое намерение, Моултон, стиснув мою руку и прижав к своему животу, взял меня за локоть и торопливо отвел на несколько шагов, так, что стоптанные мои каблуки погрузились в толстый слой опавших розовых лепестков.
— Постарайтесь понять и осознать, — сказал он. — Талавера, друг мой, был любовником Теи. И сейчас в Чильпансинго они вдвоем.
Я вырвал руку, готовый вцепиться ему в горло и задушить.
— Иг, — крикнул он, — помоги!
Игги, стоявший за нашими спинами, схватил меня в охапку.
— Пусти!
— Успокойтесь, нельзя устраивать мордобой на виду у всех и полицейских в том числе! Брось это, Уайли, уйдем подобру-поздорову. Видишь, он в ярости, себя не помнит!
Я норовил вырваться и ударить Игги, но он не отпускал меня и все цеплялся за мою руку.
— Не надо, Болинг. Погодите. Выясним сначала, правда ли это. Господи, да опомнитесь же вы наконец!
Моултон пятился, а я волочил на себе Игги.
— Не глупите, Болинг, — сказал Моултон. — Это истинная правда. Я же не драться с вами пришел, а только хотел помочь, чтобы вы не так остро все это восприняли. Ехать вам туда опасно. Талавера убьет вас.
— Хорошо же ты ему помог! — укорил Игги. — Взгляни на его лицо!
— Это правда, что он уехал туда с ней, Игги? — спросил я, перестав вырываться. Я был так потрясен и истерзан болью, что едва мог выговорить свой вопрос.
— Он раньше был ее любовником, — пояснил Игги. — Мне один парень сказал, что Талавера отправился в Чильпансинго вслед за Теей.
— Когда это все у них?…
— Несколько лет назад. Он даже жил у нее, кажется, — произнес Моултон.
Ноги не держали меня, и я осел на землю, привалившись к краю эстрады. Я дрожал, хватался за голову и утыкался в колени.
Моултон бросил на меня суровый взгляд:
— Меня удивляет ваша реакция, Марч.
— А чего ты от него ждал? Оставь его в покое! — воскликнул Игги.
— Он ведет себя совершенно по-детски, а ты его поощряешь, — сказал Моултон. — Мы все через это прошли — и я, и ты. И Талавера, когда у нее появился Смитти, а потом вот он.
— Ничего подобного. Талавера знал, что она замужем.
— Какая разница? Будь Талавера хоть трижды хлыщ и волокита, ему нельзя отказать в способности чувствовать. И разве человек не должен сознавать, на каком он свете, если с ним случается подобное? Разве мне, например, не следовало это знать? Или тебе? Такого рода факты, пропади они пропадом, скрывать нельзя.
— Но парень до сих пор ее любит. Ты лез на стенку, когда кто-то положил глаз на твою жену, хотя и не любил ее.
— Ну а она его любит? — вопросил Моултон. — Если любит, то что делает с Талаверой там, в горах? После того как Марч получил такой удар, слег и страдает?
— Ничего она с ним там, в горах, не делает! — крикнул я, опять вскипая. — Если сейчас он находится в Чильпансинго, это означает только, что он находится в Чильпансинго, и не больше, а Тея тут ни при чем!
Он посмотрел на меня с деланным любопытством:
— Знаете, братец, я ручаюсь, что вам все ясно, просто вы упрямитесь и не хотите признаться в этом. Неужели она не сказала вам, что он ее старый дружок? И вы еще думаете, будто после всего, что было, она не спрыгнет для него со своей лошадки?
— Все это в прошлом! В прошлом! И если вы сейчас же не заткнетесь, я заткну вам глотку вот этим камнем!
Однако Моултон был крайне возбужден и не мог остановиться. Он явно что-то задумал. Вытаращив свои бараньи глаза, он уставился на меня:
— Как это ни прискорбно, друг мой, но женщины безрассудны. И достаются они не только милым юношам вроде вас. Почему вы так уверены, будто она не снимала ради него бриджи и только для вас хранит свои прелести?
Я кинулся на Моултона. Игги схватил меня сзади. Я, пытаясь освободиться, тряс его и даже пробовал треснуть о край эстрады, но он держался цепко. Навалившись всем телом, я все - таки стукнул его так, что он обмяк и отвалился, прошептав:
— Вы что, спятили? Я же только хотел предотвратить драку!
Моултон уже ретировался. Он удалялся, лавируя между
прохожими, и я крикнул ему вслед:
— Подожди, мерзавец, свинья вонючая! Я с тебя шкуру спущу!
— А ну-ка хватит, перестаньте, Болинг, — на вас коп смотрит! -
На подножке стоявшего неподалеку автомобиля сидел и смотрел на нас индеец-полицейский. Похоже, он привык к ссорам и дракам гринго.
