Глубокая ночь на 11 октября. Улицы Будапешта совершенно пустынны. Время от времени по ним грохочут кованые сапоги немецких и венгерских патрулей, изредка проносятся грузовики с солдатами и служебные легковушки. Одна из таких редких машин притормаживает у дома, где живет командующий Дунайской флотилией адмирал Харди. Охрана у подъезда дома убрана в одно мгновение. Затем четверо громил подходят к входной двери, и один из них на безукоризненном венгерском представляется офицеру внутренней охраны, приоткрывшему дверь в резиденцию не снимая цепочки:
— Лейтенант Вереш из наружной охраны его превосходительства господина регента. Срочное послание!
Дверь открывается…
Через час генерал Бакаи приобретает компаньона.
И наконец, лично шеф будапештского гестапо штандартенфюрер Клагес под предлогом передачи важных сведений добивается личной встречи с Николаусом Хорти, сыном регента, в кабинете его друга, управляющего компанией речного судоходства «Феликс Борнемисца». Там Хорти-младшего уже ждут люди Скорцени.
Так было в нашей истории. Но по рассмотрению ситуации, в Москве решили полагаться не только на уже не раз случавшуюся эластичность исторического процесса, когда схожие случайные события происходят и в этой ветке, но и на немецкий профессионализм. Ведь во главе событий те же люди — Скорцени, Хеттль, Клагес. И в той ситуации, на месте немецкого главдиверса, я бы осуществил этот же план — вполне разумный и надежный. Вот только «гости из будущего» в нем не были предусмотрены категорически.
А потому, хотя сейчас не октябрь, а январь сорок четвертого, мы сидим в отеле «Ритц», где «товарищ Ласло» заранее снял нам номер. Ниже этажом, чем венгерская графиня, любовница генерала Бакаи, у двери номера которой топчутся двое полицейских — подтверждение того, что эластичность имеет место. Впрочем, был бы другой отель, вселились бы мы туда — а был бы частный дом или квартира, сделали как с адмиралом Харди, на дом которого смотрят сейчас Валька и Влад из окна через улицу напротив. Разумно предположить, что немцы не будут забегать вперед — не обезвредив коменданта и адмирала, не начнут операцию с младшим Хорти. Хотя «товарищ Ласло» обещал предупредить — если немцы назначат объекту встречу, мы узнаем не позднее чем за час.
К людям из шведской миссии тут, не только по заверениям Ласло, но и по моим личным наблюдениям, отношение, примерно как к американцам в России девяностых. То есть наезд со стороны гестапо и оккупационной администрации реален лишь при очень серьезном основании. Как сказал Ласло, достаточно высокие чины имеют свою долю от торговли — а еще, если в этой реальности через двадцать лет снимут «Семнадцать мгновений весны», то там наверняка будут слова Мюллера Штирлицу:
— Вы еще не добыли себе валенберговский паспорт? У нас в Управлении его имеют все, от штурмбанфюрера и выше! Это очень странно и подозрительно — может быть вы, Штирлиц, русский шпион?
Ну, и обстановка «контролируемого дурдома». Немцы уже вошли, уже оккупировали — но и вся прежняя венгерская власть никуда не делась, переворот Салаши еще будет, со дня на день. Нет еще четкого порядка, распределения обязанностей, кто за что отвечает — не надо путать с оккупацией у нас в сорок первом, там немцы сразу входили как юберменши, как хозяева, здесь же они пока играют в дипломатию, ввели войска, учредили в Будапеште гестапо, и уже ездят по ночам черные машины; и хмурые люди в штатском, пинком выбив дверь, врываются в дома и хватают по спискам «подозрительных», коммунистов и евреев — но открытого немецкого всевластия пока нет.
И ходят уже страшные слухи, что всех евреев ждут концлагеря, газовые камеры и печи крематория — в иной истории про все фашистские ужасы узнали уже после, здесь же наш фильм «Обыкновенный фашизм» на оккупированной территории и в Европе не смотрели, конечно, но что-то про него знают. А оттого главную квартиру валенберговской миссии уже осаждает толпа — причем немцы не вмешиваются, хотя, казалось бы, чем искать евреев по квартирам, проще пригнать сюда батальон, оцепить площадь и грузить всех в автозаки. Но нельзя — по негласному договору в Берлине, эти евреи предназначены для иной роли: быть массовкой для тех умных из гестапо и СС, кто озаботился добыть себе сине-желтую книжечку, «Schutz-Pass» — и ночные аресты нужны не более чем для устрашения, эту массовку собрать. А потому валенберговская миссия также пребывает в состоянии бурной деятельности и роста персонала. Так что приезд нескольких «шведов» не вызывает подозрения, по крайней мере на первый быстрый взгляд — и мы очень надеемся, что долго ждать не придется. Всё же трудно без языка — хотя в отеле мы нормально общаемся с персоналом на английском, на языке врага — но ведь трудно ждать от венгерских официантов и портье знания шведского, а что такое венгерский для иностранца, я уже сказал. Причем к нам уже подходили какие-то люди, спрашивали, не достанем ли мы несколько «Schutz-Pass», за любые деньги. Мы отказались — также к нам завтра очередь выстроится, а с ней и внимание гестапо!
Звонок телефона! Спасибо Рябому, который кое-что сделал с коммутационной коробкой на этаже. Теперь звонки из номера графини параллельно идут и на аппарат в нашем номере, это куда лучше, чем кому-то из нас караулить всех поднимающихся наверх, привлекая внимание к себе. Мы ведь шведы, нейтралы, озабоченные лишь гешефтом. И большие любители выпить, вдали от начальства. Может быть, графиня и соскучилась по своему возлюбленному, но лучше перебдеть! Вчетвером вылетаем на площадку и слышим сверху шаги — идут двое.
Я остаюсь у перил, цепляюсь за них, будто сильно подвыпивший, едва стою на ногах. Андрюха, Рябой и Финн прячутся в коридоре, их не видно. Идут двое в штатском, с характерно оттопыренными карманами пиджаков. Это они неудачно, чтобы быстро оттуда ствол достать, не меньше секунды надо. А у меня нож в руке обратным хватом, лезвие в рукав, со стороны не видать.
Один что-то всё ж почуял, двинул руку к карману. Но дистанция всего три шага, они почти уже спустились, я резко разгибаю руку, и нож летит этому бдительному в живот, у этого приема название, на мой взгляд, неудачное: «бросок из-под юбки», но не одним женщинам рекомендую, если, конечно, натренировать хорошо. Тут плюс, что кинуть нож так можно совершенно неожиданно, и из, казалось бы, совсем неподходящего положения. Нет еще бронежилетов, потому целюсь в корпус, не в горло — нож входит в тело почти по рукоять, а у меня в руке уже пистолет-«бесшумка», второй фриц лезет под пиджак — дурик, прыгал бы сверху, на несколько ступенек выше стоишь, входил бы в рукопашку — был бы у тебя шанс, мизерный совсем против меня, всё ж нас учили покруче, чем в этом времени — и в голове у немца появляется дырочка чуть выше глаз. Я ж в корпус целился! Сзади меня Рябой опускает ПСС.
Обшариваем карманы жмуров (тот, который с моим ножом, еще и от Андрюхи получил контроль). Всё ж недооценил я немцев, были у них нормальные подмышечные кобуры, а в карманах кастеты лежали. Значит, фриц подумал подозрительного «шведа» просто вырубить — на всякий случай, как возможного свидетеля? Пистолетики у них интересные, не люггеры и не стандартные для вермахта Вальтеры-38, и не «браунинг Лонг», про которые я у Богомолова в книжке читал, а маузеры. Не те, конечно, что у комиссаров в гражданскую были, а компактные, скрытого ношения. Себе в карман, вместе с ксивами; самое ценное из взятого — это жетоны СД. По их орднунгу, предъявивший такой жетон по умолчанию считается выполняющим специальное задание, и гестапо не имеет права его арестовывать, даже при явных признаках преступления — без согласования с начальством.
