— Откуда у русских столь дальнобойные пушки?! — вскричал адмирал, с пронзительной отчетливостью понимая, что план придется немедленно корректировать.
Он не хотел допускать потери ни одного линкора своей не столь многочисленной эскадры, так что уходить из Гибралтара нужно было перед рассветом, как можно быстрее, пока русские комендоры не пристрелялись по его линкорам, что могли превратиться в неподвижные мишени.
— Годдэм! Мне нужно выходить немедленно! Дьявол подери московитские пушки, это сатанинское порождение!
Дувр
Галера ходко шла по чуть светлой дорожке лунного света, весла размеренно опускались в воду, и на едином выдохе здоровенные парни в зеленых мундирах тянули их на себя.
— Ой-хо!
Этот вскрик продолжался сотни раз, и Денису Давыдову казалось, что он будет повторяться до бесконечности. Молодой гусар только вертел головой по сторонам, искоса бросая взгляд на уверенно стоявшего на небольшом возвышении князя Багратиона.
Вот на кого он хотел походить сейчас — решительного генерала, не испытывавшего ни капли страха перед морской стихией. А ведь ветер свистел, большие волны каждый раз, как казалось молодому офицеру, поднимали большую галеру, словно пушинку. А в голове уже рождались стихи, в которых будет повествоваться, как, преодолев свирепую бурю и шторм, русские солдаты отважно переправились через огромное море.
— Удивительно тихая стоит погода, поручик! Посейдон нам весьма благоприятствует!
Давыдов стремительно обернулся и с нескрываемым высокомерием обладателя шикарного гусарского ментика, отороченного мехом, посмотрел на одетого в зеленый мешковатый мундир флотского офицера со звездами капитан-лейтенанта на погонах.
— А долго ли нам еще плыть?
Вопрос вырвался непроизвольно. Морское путешествие кавалериста порядком утомило.
— Пролив неширок, поручик, идти всего двадцать миль. Море спокойное, о лучших условиях и мечтать не приходилось. Да вон он, берег, через пять минут пристанем.
Денис впился взглядом в ночную тьму, которая уже была не черным покрывалом, непроницаемым для взора, а темно-серой вуалью пожилой модницы, через которую он разглядел смутную длинную полосу будто вырастающей из воды крепостной стены. Неожиданно прибрежная полоса осветилась двумя кострами, а стоявший с ним моряк чуть ли не подпрыгнул на месте и ликующе выкрикнул:
— Брандеры горят! Наши взяли Дувр!
Поручик продолжал гадать, как произойдет высадка. Ведь по плану князя и его штаб должен был перевозить специальный пароход, но уже перед самым отплытием на нем сломалась машина, и тогда генерал Багратион решил отправиться с первой волной десанта, составленного исключительно из одних моряков.
Денис не разделял уверенности князя и, как всякий армеец, с некоторым пренебрежением посматривал на матросов, коих считал малопригодными к сухопутной войне: ибо одно дело грести веслом, для этого большого ума и выучки не нужно, а другое — орудовать саблей на фланкировке. А потому на ружья, сложенные под лавками, на которых сидели гребцы, он посматривал с сочувствием — негоже такое великолепное оружие передавать в руки едва обученных военному делу мужиков.
— Охма!
Толчок оказался внезапным, и если бы не сноровка в кавалерийской езде, когда лошадь может остановиться перед барьером, то поручик не удержался бы на ногах и проломил собственной головой дощатую перегородку. Но и без помощи не обошлось — моряк цепко подхватил его под локоть, и Денис чудом удержал равновесие.
— Полундра! Вперед, братишки!
Звонкий крик, пронесшийся над палубой, привел в движение всех моряков — гребцы отшвыривали весла, вооружались винтовками, перекидывая через плечо патронташи, и мгновенно бросались к открытым портам на носу, с которых уже были скинуты в воду длинные сходни.
— Ни хрена себе…
Вот тут поручика проняло — не прошло каких-то двух минут, как галера опустела, и лишь из воды да с берега доносился отборный флотский мат. На носу стояли немного растерявшиеся штабные офицеры и сохранявший полное спокойствие грузинский князь.
Справа и слева на прибрежный накат, словно гигантские киты, выползали, одна за другой, следующие галеры, с которых с затейливой руганью на устах скатывались сотни матросов.
— Господа! Высадка началась… — Голос князя Багратиона чуть дрожал от возбуждения: — Прошу пожаловать на берег!
Булонь
На голубой глади узкой речушки, почти у самого берега, качался на тихой волне вытянутый баркас. Приглядевшись к нему, порядком удивленный Петр узнал видимый им неоднократно в военно-историческом музее на Васильевском острове легендарный бот.
— Так ведь это «дедушка» русского флота! Ты смотри, самого Петра Алексеевича любимый бот!
Сапоги с чавканьем вошли в ил, теплая вода полилась за голенище, на что Петр не обратил никакого внимания. Сделав несколько шагов, он уцепился за борт и рывком перебросил ногу. Усевшись на банке, император с улыбкой осмотрел, бот — мачта была убрана, но все остальное находилось в полном порядке: хоть сейчас отправляйся в плавание, только весла вставляй в уключины да сажай за них гребцов.
А еще на суденышке было четыре маленьких, почти игрушечных пушки. Петр склонился над одной, тщательно осмотрел, даже сунул два пальца в дуло. К его удивлению, орудие оказалось заряженным.
«Пальнуть, что ли?» — сам себе задал вопрос император, в котором словно проснулась озорная юность, где часто использовались самодельные «поджиги» и самопалы. Хлопнув себя по карману, он с немалым удовлетворением извлек оттуда коробку папирос и коробок спичек.
— Опа-на! Так у меня еще и табачок есть?! — обрадовался Петр и раскрыл коробку. Внутри царила девственная пустота, без единой даже крошки зелья. Император негромко выругался: — Да уж, не покурить мне! Ну, хоть стрельну!
Ожидая очередную подлость судьбы, Петр осторожно тряхнул коробком и с удовлетворением в душе услышал перестук деревянных палочек. Он извлек одну, чиркнул о дорожку, в его руках заплясал маленький огонек. Недолго думая, Петр поднес язычок пламени к засыпанному пороховыми зернышками запальному отверстию.
Бух!!!
Пушечка оглушительно рявкнула, дернулась назад, чуть ли не отдавив кисть незадачливому канониру. В метрах двухстах на воде взметнулся небольшой белый султанчик.
— Хорошо пошла, и далеко! — искренне восхитился Петр.
Пальцы, держащие коробок, испытывали невообразимый зуд, и он решил продолжить канонаду. Три пушечки раз за разом выплюнули маленькие ядра, изрыгнув дым и пламя, что окончательно привело Петра в возбужденное состояние.
— Если бы у меня в детстве были бы такие вот игрушки, — вслух резюмировал свои мысли император, — я бы тоже полководцем стал и дурью бы не маялся!
