В зале снова прокатился шёпот:
– Посвящена… посвящена…
Герман снял с новообращённой оковы, взял девушку на руки и отнёс в комнату, где Анастасия переодевалась. Потом пошёл в прилегающую к комнате ванную, вымыл руки и переоделся в обычную одежду. Из комнаты послышался стон. Герман выглянул из ванной и увидел, что Анастасия уже очнулась. Он намочил большое махровое полотенце и пошёл к девушке.
– Поздравляю красавица, – приветливо улыбнулся он. – Всё прошло в лучшем виде.
Глава 4
От раскалённых под солнцем Иудейской пустыни камней поднимались струи горячего воздуха, зачастую закручиваясь в невообразимые спирали, будто всплески Сибирской пурги на Крещенские морозы. От таких видений, да и от спёртого воздуха, когда нечем дышать, когда дыхательная система перекрывается удушливыми тромбами, с ума свихнётся любой бедуин, а не только прибывший завоёвывать Палестину хилый россиянин. Шимон с усмешкой следил за страданиями изнывающего от жары москвича Ярослава Кузнецова и радовался, что земля Обетованная приняла его самого, как родного в отличие от русского приятеля. Во всяком случае, Шимон ничуть не страдал от перегрева на солнышке и от болезненной одышки.
Илона, тоже бывшая россиянка по её словам, и даже коренная москвичка, сама сидела за рулём «джипа», истаскавшегося по Палестинским пустыням в поисках археологических ценностей. Нельзя сказать, что археологические находки нужны были именно «джипу». Скорее всего, это было хотение хозяев машины, многочисленных работников Иерусалимского исторического института. Во всяком случае, Илона «пришпоривала» машину, как заядлый ковбой американских прерий. Видимо, такая погода пришлась по вкусу бывшей москвичке, и она чувствовала себя, как рыба в воде.
Собственно, Шимон тоже до недавнего времени считался россиянином. Вот только с ума сошедшие родители как-то раз решили отправиться на покорение исторической родины. Юноша был уже довольно взрослым и мог остаться в России, но тяга к новым приключениям, страсть по неизведанным землям и простое стремление найти что-то получше, чем есть сейчас, сыграла свою роль. Поэтому Шимон почти не задумываясь, согласился сопровождать родителей и переселился вместе с ними на родину своих предков.
Но родина родиной, а жить на что-то надо! Шимон потыкался по Тель-Авиву и Хайфе в поисках работы, потом перекочевал в Иерусалим. Там Шимон попытался устроиться в простой хедер,
[16]
но всё безрезультатно. Его как историка и археолога принимали с большой настороженностью, тем более, что образование он получил в Москве. Многие из «коренных» израильтян тоже были выходцами из ненавистной России, но никогда и ни кому не признались бы в этом даже за сто шекелей или за калач с маком в голодный год.
Родители Шимона обосновались в Тель-Авиве и получали государственный пенсион, как перенёсшие холокост или фашистский геноцид во время Второй Мировой, а их ребёнок так и оставался не у дел. Но даже полагающийся пенсион родителям Шимона не получить бы вовек, не помоги им профессор Университета Востоковедения в Хайфе господин Меделак. Можно было, конечно, потревожить профессора, но Шимон вторично за помощью к родственнику обращаться не хотел и рассчитывал сам выпутаться из сложившейся ситуации.
Почти во всех ресторанах и кофейнях юношу бесплатно кормили, когда владельцы общепита узнавали, что посетитель – беженец из России. Так долго продолжаться не могло. Только вот специалисты, тем более историки, были сейчас никому не нужны. Собственно, выход есть всегда и не один: можно, например, устроиться на работу посудомойщиком или уборщиком в какой-нибудь ресторан, но и только. Работы ни для кого нигде не было. Разве что самой востребованной профессией была в земле Обетованной проституция, но Шимона пока что тошнило от всех видов предлагаемой работы по этому статусу.
И всё же Господь никогда не даёт того, что не в силах унести, как говорят в России. Столовая Центрального Исторического Университета в Иерусалиме чем-то напоминала московские общепитовские «едальни» в пережитом советском прошлом. Скорее всего, воспоминания навевались аппетитным кухонным запахом и хорошей студенческой ценой на незатейливо приготовленную пищу. Шимона как раз цена в данный момент устраивала больше всего, потому что наличности в кошельке не прибавлялось и больное сознание начинало раздувать огонь незатухающей депрессухи.
Тут к нему за столик подсела не очень шикарная и вполне миловидная девушка, телесные формы которой послужили бы, вероятно, для украшения страниц какого-нибудь модельного женского журнала. Только важно было не это. Важным оказалось то, с каким вопросом и как обратилась девушка к юноше, уже поглощающему за столом добытую порцию еды!
– Простите, у вас не занято? – спросила она на чистом русском и где-то даже с московским акцентом.
Шимон от неожиданности поперхнулся. Потом откашлявшись и запив всё спасительной минералкой, он выдавил:
– Ни фига себе! Ой… конечно садитесь. Столик свободен, как и я, впрочем. Но вы, насколько я понимаю, тоже из Москвы?
Девушка утвердительно кивнула, уселась напротив и с интересом взглянула на соседа. Наверное, она и не думала встретить здесь в палестинском пекле никого из покинутой незабываемой родины.
– Простите, что я пристаю к вам с вопросами, – снова отважился на беседу Шимон. – Но я здесь уже больше года и не встречал никого, говорящего по-русски.
– Так прямо и никого? – недоверчиво усмехнулась девушка. – По-моему, три четверти израильского населения – выходцы из Жмеринки, как та же Голда Мейер.
– Может быть и так, не пересчитывал. Однако здесь все стараются навсегда забыть русский язык и не поминать его при общении. А вы давно из Москвы? И надолго ли?
– Не очень давно, – призналась девушка. – Во всяком случае, ещё не стараюсь отвыкнуть от русского языка.
– Это заметно.
– Но я приехала по вызову. У меня дядя работает в этом университете и заочно договорился о моём трудоустройстве на кафедре археологии. Я специалист по древнееврейскому и арамейскому языкам.
– Выходит, в Иерусалиме даже специалистов не нашлось, – глубокомысленно заключил Шимон. – Все, у кого ещё осталось серое вещество в голове, либо вернулись в Россию, либо зарабатывают золотой кусок хлеба в каком-нибудь из американских штатов. А здесь только торговля бытом и торговля телом.
– Значит, вы торгуете бытом? – язвительно поинтересовалась девушка. – Потому что для второго вида занятий нужно иметь другой статус хотя бы по одежде.
Шимон опять поперхнулся и одновременно отметил, что его собеседнице палец в рот не клади, откусит. С другой стороны он, хоть и еврей, но рождён был в России. А это значило, что любой русский любит знакомиться с умными девушками. Вот только заводить любовные романы с умницами опасно. Умные женщины чаще опасны, чем полезны. Впрочем, чем чёрт не шутит, когда Господь почивает?!
