В дверь постучали. Стрэнд открыл и увидел официанта с подносом, на котором стояла бутылка виски. Он разлил неразбавленное виски по трем бокалам и протянул один Линде. Та жадно, несколькими судорожными глотками опустошила его до половины.
— Скажу вам еще кое-что, — произнесла она. — Я не виню Рассела за мадам Аркур и других женщин, если таковые и были. Рассел — очень скрытный человек. Что бы ни происходило, он никогда ни с кем не делится. Я была совершенно потрясена, когда он появился с миссис Аркур. Должно быть, есть предел и его терпению. Кстати, хоть мы были знакомы с ней совсем короткое время, мне она понравилась. Нет, правда. Она такая миловидная, так внимательна и добра к окружающим… — Линда одним глотком допила виски и протянула бокал Стрэнду. Тот снова наполнил его. — Честное слово, я радовалась за Рассела. Никогда прежде не видела его таким веселым.
Тут Стрэнд услышал смех и, удивленный, обернулся. Лесли вышла из ванной, умытая и заново подкрашенная. Смотрела на них и тихо хихикала.
— Что тут смешного? — спросил он жену, стараясь подавить сердитые нотки в голосе. Нашла время веселиться, когда Линда в таком состоянии.
— Просто вспоминаю, как врезала этой дамочке, — ответила, продолжая смеяться, Лесли. — В жизни не получала такого удовольствия! А знаете, я сломала ноготь. Я сама не ожидала, что ударю ее. Это произошло чисто автоматически. Здорово, мне понравилось! О, виски!.. Именно то, что надо, чтобы достойно завершить сей замечательный вечер. Я даже готова напиться сегодня, чтобы отметить такое событие. И ты, Аллен, должен проследить за тем, чтобы я благополучно оказалась в своей постели. Я на тебя полагаюсь… Всегда знала, что в Европе интересно, но никогда не предполагала, что настолько. — Она приподняла бокал. — За мой сломанный ноготь! И за любителей-художников, и за жалких учителишек, и за весь их выводок, и за евреев!.. Мне начинают нравиться вечеринки высшего общества. Нет, правда. Я нахожу их такими утонченными.
— Ты в порядке? — встревожился Стрэнд.
— Все тип-топ! — весело ответила Лесли. — Незабываемый вечер, достойное завершение отпуска.
Зазвонил телефон, и Стрэнд поднял трубку. Это был Хейзен.
— Аллен, — сказал он, — мне хотелось бы поговорить с вами, если, конечно, не возражаете. Можете заглянуть ко мне в номер? Но только вы один. Как там наши дамы? В порядке?
— Надеюсь. Пьют виски.
— Их трудно в этом винить. Я бы и сам с удовольствием выпил, если бы не язва. Боюсь, она и без того начинает напоминать о себе.
Стрэнд впервые за все время их знакомства услышал, что у Хейзена язва. Похоже, этим вечером ему предстоит узнать еще много новых подробностей из жизни адвоката.
— Сейчас приду. — Он обернулся к Лесли и Линде. — Оставьте мне капельку выпить.
— Передай привет его птичке, — сказала Лесли. Тон у нее был далеко не дружественный. — А мы будем сидеть здесь, ждать дальнейших сообщений с передовой.
«И о жене я тоже узнал нечто новое», — думал Стрэнд, шагая по коридору к номеру Хейзена. Оказывается, в ней есть жесткость, которой он прежде не замечал. Что ж, иногда экстремальные обстоятельства приносят пользу. Человек раскрывается новой, неожиданной гранью. Но Стрэнду не нравилось то, что он узнал о Лесли.
Дверь в номер Хейзена была нараспашку, но Стрэнд тем не менее постучал, прежде чем войти. Адвокат сидел в кресле, лицо у него было хмурое. На нем по-прежнему был тот же костюм, правда, немного измятый. Воротничок рубашки он расстегнул и ослабил узел галстука, точно ему было трудно дышать. И сейчас он совсем не походил на уверенного в себе юриста, готового в любой момент выступить перед публикой или жюри присяжных. Стрэнд вошел, он поднял на него глаза и усталым жестом провел рукой по лицу. Хмурое выражение сменилось слегка смущенным.
— Хочу извиниться перед вами за этот проклятый вечер, — сказал он. Голос по-прежнему звучал хрипло.
— Забудьте об этом. Мне и не такое доводилось видеть.
— А мне нет, — сказал Хейзен. — Эта женщина совершенно выжила из ума. Можно ли забыть этот ее вопль?..
— Да, она была, что называется, в голосе.
— О, Кэтрин обожает устраивать сцены. Особенно в моем присутствии. Это ее любимый вид развлечения. — Хейзен поднялся, рванул воротник и начал расхаживать по комнате. — Мадам Аркур упаковала свои вещи и уехала. Бог знает, куда она направилась ночью, в такой поздний час. Я бы и вас не стал упрекать, если б вы сделали то же самое. Что ж, завтрашний осмотр виноградников отменяется. Спасибо, что не побрезговали прийти и поддержать меня в трудную минуту. После всех этих чудовищных оскорблений… Не знаю, что бы я сделал сегодня ночью, если б вы отказались прийти поговорить. Но прежде всего я должен объяснить вам кое-что из…
— Вы ничего мне не должны, Рассел.
Хейзен, продолжая расхаживать, удрученно покачал головой.
— Насчет Барбары… это правда. Наверное, я неразумно поступил, взяв ее с собой. Я заметил, даже Лесли не слишком одобрительно отнеслась к ее присутствию.
Значит, Барбара, подумал Стрэнд. Наконец-то он узнал имя этой женщины.
— Я страшно к ней привязан. И действительно, нам надо было сделать кое-какую работу до отъезда в Саудовскую Аравию. И мы с ней никому не сделали ничего плохого, — с вызовом в голосе добавил он. — Она замечательная женщина. Не знаю, смогу ли наладить с ней отношения после того, что сегодня случилось. В прошлом году Барбара приезжала на две недели в Штаты, по делу, и провела пару уик-эндов в моем загородном доме. Но Бог ты мой, в то же самое время в доме гостило еще с полдюжины человек! Всё мои чертовы соседи, суют нос не в свое дело. «И разумеется, мои друзья в Америке тут же уведомили меня о твоем развратном поведении. — Он передразнивал голос жены. — У меня легионы друзей!» А чего стоит весь этот бред о вас и вашей семье!.. Как это можно использовать таких чудесных людей, как вы, использовать нашу дружбу во имя зла, нагадить здесь, сделать грязный намек там, и дело кончается смертельной обидой?! Нет, в этом мире не осталось чистоты, Аллен, и никакой веры в добро. Только зло, одно бесконечное зло. Эти акулы, которые пили вино за моим столом, пировали вместе со мной и вами, готовы растерзать человека на мелкие кусочки. И ради чего? Ради удовольствия минут десять всласть посплетничать о том, что вовсе не является их делом, порой на самую невинную тему, невиннее первого вздоха новорожденного младенца. О Господи!.. Может, действительно будет лучше отдать этот чертов дом ей? И послать куда подальше эти «легионы» ее друзей!.. — Теперь он весь дрожал от возбуждения и почти бегал по комнате.
— Вы собираетесь отдать ей особняк?!
— А что еще мне остается? Угроза самоубийства — это, знаете ли, не пустые слова. После вашего ухода Кэтрин сказала мне, что связалась с неким адвокатом в Нью-Йорке — я знаю, что он за тип, не дотронулся бы до этой мрази и десятифутовым шестом, — так вот, она дала ему поручение. Велела опубликовать всю написанную ею грязь в газетах в случае, если с ней что-нибудь произойдет. Все эти ее «главы», злобные стишки и прочее. Мое имя вываляют в грязи, имена очень многих людей — тоже, что, в свою очередь, не оставит камня на камне от многих браков. Я вынужден сдаться. Буду честен с вами. Я ненавижу эту суку и был бы только рад, если б она сдохла. Но в то же время до конца дней своих буду чувствовать виноватым себя, если она умрет только из-за того, что недополучила несколько паршивых долларов или эту старую развалину, именуемую домом. Который, к слову сказать, через пару-тройку лет все равно смоет в море. Я отдам ей все, что она хочет, пусть даже сам останусь без гроша. Но ей всегда мало. Всю свою жизнь была богачкой, но видели бы вы этот блеск в глазах, когда она начинает говорить о деньгах!.. Я попросил заняться ее делами одного очень способного молодого адвоката из моей конторы, и тот говорит, что она торгуется как бешеная. Когда видит под носом чье-то чужое богатство, мысль об уходе из жизни тут же отодвигается на второй план. Самоубийство уже не кажется ей столь привлекательным, даже если при этом она погубит меня. Ладно, пусть себе торгуется.
