— О Господи, — вырвалось у Делани, а Барзелли негромко рассмеялась. — Повариху. Тогда я заточу себя в четырех стенах и буду выходить на волю только к началу съемок.
— Джек, друг мой, — Тачино погладил Эндрюса по плечу, — я просто счастлив. Морис сказал мне, что вы дублируете роль превосходно, с большим чувством.
— Морис — обманщик, — произнес Джек.
— Мы все это знаем, — согласился Тачино. — Морис — обманщик. Иначе что бы он делал в Риме?
Он засмеялся, гордясь своим городом.
— Здравствуйте, Джек.
Незаметно появившийся откуда-то Браттон, актер, который не мог больше работать в Голливуде, присоединился к ним. Он радостно, возбужденно хлопнул Джека по плечу и остановился, протягивая руку. На его печальном, напряженном лице застыла неуверенная улыбка.
— Вы меня помните, Джек?
— Конечно, — Эндрюс пожал ему руку.
— Я услышал, что вы в Риме, — сказал Браттон.
Он торопливо произносил слова хриплым голосом; Браттон явно стремился продемонстрировать добродушие и непринужденность, но всем, в том числе и самому актеру, была очевидна тщетность его потуг. На лбу у него выступили капельки пота. Он напоминал человека, пытающегося попасть на спортивные соревнования по поддельному билету.
— Все дороги ведут в Рим, верно, Джек? — произнес Браттон.
Он громко рассмеялся и тут же, как почувствовал Джек, пожалел об этом.
— Здравствуйте, мистер Делани. — Браттон повернулся к Морису, протягивая ему руку. — Я недавно спросил себя: «Когда же мистер Делани решит, что ему нужен хороший актер, и позовет меня?» Знаете, я еще не забыл английский язык.
— Здравствуйте, Браттон, — бесстрастно сказал Делани, не желая замечать протянутой руки.
Пот блестел на лбу Браттона; актер смущенно поморгал:
— Я протянул вам руку, мистер Делани.
— Вижу, — отозвался режиссер.
Тассети придвинулся к Делани, наблюдая за ним с удовольствием и интересом. Тассети жил ради подобных сцен, он улыбнулся, готовый в любой миг защитить своих хозяев, покарать их обидчика, выполнить свои функции сторожевого пса.
Браттон опустил руку. Сделал пару резких вдохов, издавая свистящий звук.
— Джек пожал мою руку, — громко произнес Браттон. — Он не строит из себя гордеца. Хоть и занимает ответственный пост.
— Джек — дипломат. — Делани смерил Браттона ледяным взглядом. — Ему приходится пожимать руки всяким негодяям, которые протягивают их.
— Прикусите язык. Я не позволю так разговаривать со мной.
Делани повернулся спиной к актеру и, нежно коснувшись руки Барзелли, сказал ей:
— Ты сегодня прекрасно выглядишь, carissima.
[34]
Мне нравится твоя новая прическа.
Браттон снова оказался перед Делани; Джек заметил, как сжались кулаки Тассети в предвкушении работы.
— Я скажу, что о вас думаю, — обратился актер к Делани. — Вы втайне симпатизируете коммунистам. В Голливуде осталось много таких, как вы. В последний раз, когда я был там, я заглянул в «Чейзенс». Проходя мимо одного из столиков, я повернул голову в сторону, и кто-то плеснул в меня содержимым своего бокала… Там сидели шесть магнатов кинобизнеса, спонсоров республиканской партии, и когда я спросил их, кто это сделал, они только рассмеялись…
— Успокойтесь. — Джек испытывал стыд за кинобизнес, за американцев, находящихся в Штатах и за рубежом. Он коснулся рукава Браттона. Актер дрожал. — Делани не способен делать что-либо втайне. Всем известно, что он был противником коммунизма в те годы, когда вы каждый вторник ходили на собрания. Почему бы вам не отправиться домой?
— Комиссия вручила мне свидетельство о том, что с меня сняты все обвинения, — исступленно заявил Браттон. — Заслушав мои показания, они пожали мне руку и сказали, что я — истинный патриот Америки, который осознал свою вину и нашел в себе мужество искупить ее. Я могу показать вам документ.
— Комиссия выдала бы карантинное удостоверение тифозной вши, — заметил Делани, — если бы та помогла, как вы, поймать другую тифозную вошь. Я думаю, что в душе вы по-прежнему коммунист, если вы вообще способны иметь какие-то убеждения. Вы — трус, заговоривший, чтобы спасти свою шкуру; вы предали многих несчастных из числа ваших бывших друзей, самый отважный поступок которых заключался в подписании в 1944 году приветственного послания, адресованного русской армии. Мне жаль вас, но я не пожимаю руки из жалости. Если вы на мели и нуждаетесь в подаянии, зайдите завтра в мой офис, я дам вам несколько долларов; я всегда считаю своим долгом спасти от голодной смерти любого актера, даже такого плохого, как вы, поскольку получаю доходы благодаря их труду. А теперь убирайтесь отсюда, вы и так уже всем здесь надоели.
— Мне следовало бы ударить вас, — прошептал Браттон, не поднимая висящих вдоль туловища рук.
— Попробуйте, — тихо сказал Делани и повернулся к Барзелли: — Пойдем выпьем, carissima.
Делани взял актрису под руку, и они направились к бару. Тассети улыбнулся, с удовольствием наблюдая за Браттоном. Тачино пожал плечами.
— Вот что я скажу, — заявил продюсер. — Я никогда не пойму Америку.
Готовый расплакаться Браттон вытер лоб зеленым шелковым платком, суетливо переводя взгляд с одного лица на другое.
— Его самовлюбленность беспредельна, — громко заявил актер. — Делани еще получит по заслугам.
Он вымученно улыбнулся, обнажив зубы.
— Не стоит принимать всерьез слова такого эгоиста. — Браттон махнул рукой, изо всех сил стараясь скрыть обиду. — Мы еще увидимся, Джек. Я приглашу вас пообедать. Покажу вам, как живут бедняки.
Он бросил последний умоляющий взгляд на стоящих рядом с ним мужчин. Никто не произнес ни слова. Тассети сунул руки в карманы, разочарованный тем, что ему не пришлось применить силу. Браттон повернулся и отошел, неуклюже изображая своей походкой раскованность и безразличие; он направился к двум молодым итальянским актрисам, беседовавшим друг с другом в углу комнаты. Браттон заговорил с ними, жестом собственника обняв обеих за плечи. Его громкий смех разнесся по гостиной, перекрывая шум голосов.
— В чем дело? — спросил Тассети на ломаном французском языке; Джек с трудом понял сицилийца. — Делани увел у него девушку?
— Возможно, — ответил Джек.
Пожав руки Тачино и Тассети, он зашагал к двери. «С меня довольно», — подумал Джек.
В прихожей, ожидая, когда ему подадут пальто, он заметил хорошенькую студентку колледжа. Она сидела, согнувшись, на мраморной скамейке у стены и плакала. Ее губа кровоточила, девушка прикладывала к ней розовую салфетку. Две подружки стояли перед студенткой с озабоченными лицами, пытаясь спрятать ее от глаз прибывающих и уходящих гостей. Из вежливости Джек не стал разглядывать девушку и лишь на следующий день узнал, что она оказалась в одной из спален с юным итальянским графом, который повалил американку на кровать и укусил в губу, когда она попыталась помешать ему поцеловать ее. Ей наложили два шва.
