ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Наступило время прилива, и Средиземное море медленно наступало на пляж. Джек и Вероника сидели у подножия дюны, защищавшей их от порывов ветра. Погода была не по сезону теплая. Близилась полночь, и в стоявших на побережье домиках, большая часть которых пустовала зимой, светилось лишь несколько окон. После шума и суеты вечеринки Джеку показалось заманчивым предложение Вероники пообедать во Фреджене. Они поели в небольшом загородном trattoria,
[35]
выпили графин сухого красного вина, а потом отправились на край сосновой рощи, тянувшейся вдоль пустынного песчаного пляжа. Джек обнял Веронику за талию; опьяненные запахами морской воды и сосен, они любовались лунной дорожкой.
Картина называется, умиротворенно подумал Джек, «Влюбленные у берега моря». Сейчас Делани, Барзелли, Стайлз и Браттон, все конфликты и проблемы казались ему бесконечно далекими.
— Я вот что подумала, — сказала Вероника, — наверно, мне следует переехать в Париж.
Она замолчала, прижавшись головой к Джеку; он знал, что сейчас Вероника ждет его слов: «Да, тебе следует переехать в Париж». Но он не произнес их.
— Я устала от Рима. Не могу же я постоянно скрываться от Роберта. В конце концов он отравит мне жизнь.
— На приеме Деспьер сказал мне, что однажды Брезач ударил тебя в ресторане. Это правда?
— Да, — смеясь, подтвердила Вероника. — Однажды.
— Что ты сделала?
— Я сказала ему, что, если это повторится, я уйду от него. Он больше так не поступал, а я все равно оставила его. — Вероника снова засмеялась. — Роберт мог бы не отказывать себе в удовольствии.
Девушка зачерпнула свободной рукой песок и стала сыпать его тонкой струйкой.
— Я говорю по-французски. Меня бы взяли в бюро путешествий. Ежегодно Италию посещают миллионы французов. — Вероника на мгновение задумалась. — Мне всегда хотелось жить в Париже. Я бы нашла маленькую квартирку, а ты бы навещал меня.
Джек смущенно пошевелился. Он увидел себя торопящимся поскорее покинуть свой офис, проклинающим за рулем автомобиля вечерние парижские пробки, взбирающимся наверх по шаткой лестнице дома, находящегося где-нибудь в районе Сен-Жермен-де-Пре; вот он занимается любовью с Вероникой, стараясь не смотреть на часы, затем покидает ее, замечая на лице девушки огорчение и укор. Потом спешит домой, чтобы поцеловать Элен, пожелать детям спокойной ночи, пока они не уснули, по дороге сочиняя, что ответит Элен, когда она, подавая предобеденную рюмку, спросит его: «Сколько часов длится твой рабочий день, дорогой?» Cing a sept
[36]
— так называют это французы; многим из них, как мужчинам, так и женщинам, подобные свидания не осложняют жизнь и приносят удовольствие.
— Ты не хочешь, чтобы я переехала в Париж, — произнесла Вероника.
— Конечно, хочу, — почти не кривя душой, заверил ее Джек. — С чего ты это взяла?
— Ты так странно молчишь.
«О Господи, еще одна женщина пытается угадать, что скрывается за моим молчанием», — подумал он.
— Я глупая. Не хочу принимать правила нашей игры.
— Что ты имеешь в виду?
— Все кончится в ту минуту, когда я посажу тебя на самолет в Чампино. — Она улыбнулась в темноте. — В учебниках географии это называется естественной границей: Рейн, Альпы. Чампино — наш Рейн, наши Альпы, верно?
— Послушай, Вероника, — тщательно подбирая слова, произнес Джек. — У меня в Париже жена. И я ее люблю.
«Для данной беседы эта фраза достаточно точна», — мысленно заметил он.
Вероника пренебрежительно фыркнула:
— Я устала от мужчин, которые спят со мной и говорят мне о том, как сильно они любят своих жен.
— Упрек принят. Отныне я никогда не стану говорить кому-либо о том, что люблю жену.
— Тут ты отличаешься от итальянцев, — заметила Вероника. — Они всегда говорят, что ненавидят своих жен. Часто это правда. В Италии разводы запрещены, поэтому мужчины могут позволить себе говорить любовницам, что ненавидят своих жен. Американцам приходится быть более осторожными.
Они замолчали, испытывая неловкость и некоторую враждебность друг к другу. Затем Вероника начала тихо напевать.
— Volare, oh, oh! Cantare… oh, oh, oh, oh, nel blu, dipinto di blu, felice di store lassu…
[37]
— Она резко, грубовато рассмеялась. — Любовная песня для туристического бизнеса.
Вероника нарочито вялым голосом пропела с иронической интонацией еще две-три строки, затем освободила свою руку из руки Джека и замолчала.
Джек почувствовал, что его начинают раздражать переменчивые и растущие претензии Вероники, ее внезапно насмешливый тон.
— Ты кое-что сказала минуту назад, хочу тебя спросить об этом.
— О чем? — небрежно промолвила Вероника.
— Ты сказала, что устала от мужчин, которые спят с тобой и говорят тебе о том, как сильно любят своих жен.
— Верно, — согласилась Вероника. — Это тебя обидело?
— Нет. Но, по словам Брезача, до встречи с ним ты была девушкой.
Вероника рассмеялась.
— Американцы готовы поверить во что угодно. Это — проявление их оптимизма. Ну и что? — с вызовом в голосе произнесла она. — Ты бы предпочел, чтобы до встречи с Робертом я была девушкой?
— Мне это совершенно безразлично. Просто стало любопытно. Ты недовольна, что я заговорил об этом?
— Вовсе нет. — Вероника взяла руку Джека и нежно поцеловала его пальцы.
— Деспьер сказал мне, что Брезач однажды пытался покончить жизнь самоубийством. — Джек почувствовал, что Вероника замерла. — Это правда?
— Можно сказать, что да.
— Из-за тебя?
— Не совсем. Он ходил к психоаналитику еще до знакомства со мной, чтобы избавиться от стремления к смерти. К какому-то австрийцу из Инсбрука. Доктору Гильдермейстеру. — Вероника произнесла фамилию врача, насмешливо имитируя немецкий акцент. — Мне пришлось тоже сходить к нему, когда я переехала к Роберту. Вот что он мне сказал: «Должен предупредить вас — у Роберта весьма неустойчивая психика». Тоже мне, открыл Америку.
— Что еще он сообщил?
— По его мнению, Роберт склонен к насилию, жертвой которого может стать он сам или я. Volare… cantare… — запела она.
Вероника повернулась, обняла Джека и притянула его к себе; потом откинулась спиной на песок, не выпуская Джека из объятий.
— Я приехала сюда с тобой, — прошептала она, — не для того, чтобы говорить о ком-то другом.
