ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
— Ну, — произнес Делани, — теперь расскажи мне обо всем. Как идут дела?
Было двадцать часов тридцать минут. Делани по-прежнему лежал в том же положении, что и вчера, с кислородной трубкой, закрепленной на щеке; медсестра все так же сидела в углу палаты. Но в голосе Делани уже появилась сила, цвет его лица, освещенного лампой, стал почти обычным. Делани сообщил, что чувствует себя неплохо, боль прошла, и если бы не доктор, он встал бы с кровати и ушел домой. Джек допускал, что Морис может наврать из гордости, но в любом случае состояние Делани явно улучшилось. Первые слова, произнесенные им, касались не жены и не Барзелли, а кино.
— Как прошли сегодня съемки? Расскажи подробно.
— Все было нормально, — сказал Джек. — Никто на такое и не рассчитывал.
Деловитое оживление съемочной площадки, необходимость постоянно работать с актерами, звукооператорами, электриками помогли Джеку целый день не думать о Деспьере. Теперь же, когда настал вечер, Джек понял, что он уже начал привыкать к этой потере. Он решил ничего не говорить о ней Делани. Джек не мог предвидеть, как Делани в его теперешнем состоянии отреагирует на это известие.
— Я обнаружил, что знаю о режиссуре гораздо больше, чем предполагал, — заметил Джек.
— Я же тебе говорил. Девять режиссеров из десяти не знают о ней ничего. Этот малыш — Брезач — тебе пригодился?
— Да, еще как.
— Я не сомневался в этом, — удовлетворенно произнес Делани. — Он сразу произвел на меня впечатление.
Брезач не просто пригодился на съемочной площадке. Пока Джек говорил с оператором, отдавал распоряжения насчет света и движения камеры, Брезач репетировал с актерами, особое внимание уделяя Барзелли и Стайлзу. Когда пришло время снимать, результаты его работы оказались удивительными. Барзелли, у которой поначалу ничего не клеилось, сыграла свою сцену с такой убедительностью, какой не демонстрировала еще ни в одном эпизоде. Но еще сильнее поразил всех Стайлз. После того как Брезач побеседовал с ним в углу съемочной площадки, открыв Стайлзу новую глубину в роли, актер сыграл столь достоверно и с таким подъемом, что присутствовавшие начали изумленно перешептываться. И это не было счастливой случайностью. Джек позволил Брезачу весь день заниматься с актерами; сам он преднамеренно уделял много времени технической стороне съемок; к вечеру все актеры и даже Тачино признали, что Брезач превзошел того Делани, каким режиссер был в свою лучшую пору. Конечно, говорить об этом больному человеку не следовало. К тому же это было не совсем верно. Брезач на самом деле не превзошел того Делани, каким режиссер был в свою лучшую пору. Но парень справлялся с работой успешнее нынешнего Делани. Это известие не стоило приносить в больничную палату. Необузданность чувств, резкость манер, непостоянство настроения, которые Джек считал присущими Брезачу, исчезли, когда парень вышел к актерам. Он стал терпеливым, проявлял к ним внимание, неподдельный интерес; они сразу ответили ему тем же. Джек понятия не имел о том, где Брезач узнал, как следует работать с камерой. Похоже, он родился с этим умением. Возможно, в двадцатом веке у человека появился новый ген — ген кино.
— Помимо прочего, — продолжал Джек, — он сотворил днем чудо.
— Какое?
— Самое невероятное. Не позволил Стайлзу пить во время ленча.
— Что? — Делани в изумлении повернул голову. — Как ему удалось?
— Очень просто. Увидев, что Стайлз, сидевший в ресторане студии, наливает себе вино, он подошел к нему и без единого слова выбил бокал из руки актера.
Делани недоверчиво фыркнул:
— При свидетелях?
— Две сотни людей смотрели на них.
— Стайлз его ударил? — спросил Делани.
Стайлз имел репутацию драчуна. Крупный, сильный, он, выпив, вечно затевал драки и в отличие от большинства других пьяниц выходил из них победителем.
— Нет, Стайлз его не ударил. Он побледнел, затем усмехнулся и попросил у официанта бокал воды.
— Черт возьми. И я такое пропустил. — Делани огорченно пошевелился в кровати. — Послушай, Джек, мне надо с тобой кое о чем потолковать. Утром я получил записку от Холта. Он приглашает тебя на должность продюсера.
— Погоди, этот вопрос может подождать.
— Теперь я могу признаться тебе, Джек. Эта мысль родилась у меня еще тогда, когда мы начали обсуждать идею насчет кинокомпании. Это и есть главная причина, побудившая меня пригласить тебя в Рим. Чтобы Холт смог познакомиться с тобой. Все случилось именно так, как я и предполагал. Он души в тебе не чает… Помнишь, Джек, я сказал тебе в Калифорнии, что мы еще поработаем вместе, и попросил тебя сообщить свой новый адрес…
— Да, помню. — Джеку не хотелось говорить об этом сейчас, в больничной палате, с возбужденным, взволнованным Делани. — Обожди, Морис, у нас есть время…
Оторвав голову от подушки, Делани посмотрел на Джека:
— Ты согласишься, да?
— Я пока думаю.
— Думаешь? — резко произнес Делани. — Черт возьми, о чем тут еще думать? Для начала ты будешь получать в три раза больше, чем зарабатываешь сейчас. Никакое вонючее правительство не будет тобой распоряжаться. Ты получишь шанс разбогатеть. Будешь в сотни раз свободнее, чем сейчас. Станешь сам себе хозяин, единственный человек из числа тех, с кем я работал, к которому я всегда сохранял уважение. Ты знаешь, что это правда, Джек. Холт не будет ни во что вмешиваться. Мы сможем снимать именно такие картины, какие захотим…
«Мы, — подумал Джек. — Уместно ли тут это мы? Ты захочешь снимать одни фильмы, я — другие. Если я вообще захочу что-либо снимать. Это еще предстоит решить».
— Такой случай представляется раз в жизни, Джек, — умоляющим тоном произнес Делани; его голос стал немного хриплым и чуть дрожал. — Я ждал его с молодости…
— Понимаю. Я не сказал, что отказываюсь. Я сказал, что пока думаю.
— Послушай, Джек, — торопливо проговорил Делани, — я знаю, что хотел бы снять. Фильм по сценарию Брезача. Эта мысль не отпускает меня с того момента, как я прочитал рукопись. Может выйти великолепная вещь. Ты читал сценарий. Ты согласен, что из него может выйти великолепная картина?
— Да, — сказал Джек.
— Мы купим его у Брезача. Вместе с ним доработаем рукопись. Сейчас она еще сырая, но у меня уже появилась тысяча идей. Сделаем нечто в стиле молодого Делани. Это будет моя лучшая картина. Господи, как бы я хотел завтра утром уехать отсюда. Эта вещь написана будто специально для меня. Даже Клара так сказала. Я послал ей сценарий, хотя мы и поссорились. Эти слова были последними, которые я услышал от нее накануне моего приступа. «Эта вещь для тебя», — сказала она. Ничего за последние двадцать лет не волновало меня столь сильно…
— Не разговаривай так много. — Джек удивился, что медсестра, сидящая в углу, не прерывает их беседу. — Я обещал доктору, что говорить буду я.
