– Прости, ты что-то сказала? – рассеянно отозвалась она.
– Сказала, что ты, видно, довольна.
Эйвери решительно ничего не поняла и недоуменно покачала головой:
– Чем довольна?
– Тем, что Джек утром оказался в глупом положении.
Опять пьяная? Эйвери взглянула на нее попристальнее. Нет, напротив, похоже, недопила. Глаза Дороти-Рей были ясными, но в них стояло какое-то невменяемое выражение. В руках она комкала влажную бумажную салфетку.
– Чем же я, по-твоему, поставила его в такое положение?
– Встав на сторону Тейта.
– Он же мой муж.
– А Джек – мой.
Мэнди было проснулась, но, едва успев открыть глаза, снова уснула. Дороти-Рей заговорила тише:
– И это не помешало тебе попытаться увести его от меня.
– Я не пыталась его увести.
– Ну, может быть, в последнее время и нет, – ответила она, промокая глаза салфеткой, – но до катастрофы пыталась.
Эйвери промолчала.
– А самое мерзкое тут в том, что на деле он не был тебе нужен, – продолжала Дороти-Рей. – Стоило ему проявить к тебе интерес, и ты дала ему от ворот поворот. Тебе было плевать, что этим отказом ты его растоптала. Ты хотела получить Тейта, заигрывая с его братом.
Эйвери не отрицала этих злобных обвинений, поскольку они вполне могли оказаться правдой. С Кэрол вполне сталось бы без зазрения совести крутить роман с братом мужа или, по крайней мере, делать ему авансы, получая особое удовольствие от разлада, который в результате возникал в семье. Вероятно, это было частью плана Кэрол, имевшего целью уничтожить Тейта.
– Я не имею никаких видов на Джека, Дороти-Рей.
– Еще бы, ведь он не на первых ролях. – Она, как клещ, вцепилась в руку Эйвери. – И никогда не был. Ты прекрасно это знаешь, почему же не оставила его в покое? Какое право ты имеешь так играть чужой жизнью?
Эйвери высвободила руку:
– А ты за него боролась?
Дороти-Рей не была готова к ответной атаке и оторопело на нее уставилась:
– Что?
– Боролась ты со мной за Джека или каждый день упивалась вдрызг, пустив все на самотек?
Лицо Дороти-Рей задергалось, а обведенные красными кругами глаза покраснели еще больше и опять набрякли слезами:
– Так говорить жестоко.
– Тебе слишком долго боялись это сказать. Вся семья закрывает глаза на твою болезнь.
– У меня нет никакой…
– Есть. Алкоголизм – это болезнь.
– Я не алкоголичка! – слезливо выкрикнула она, повторяя многолетние оправдания собственной матери. – Я просто иногда…
– Нет, ты пьешь, чтобы напиться и быть пьяной. Замыкаешься в жалости к себе, а потом удивляешься, почему твоего мужа тянет к другим женщинам. Посмотри на себя. Ты совсем опустилась. Разве не понятно, отчего Джек потерял к тебе интерес?
Дороти-Рей схватилась за ручку дверцы:
– Я не обязана здесь сидеть и все это выслушивать!
– Нет, обязана. – Разгорячившаяся Эйвери удержала ее за руку. – Пора кому-нибудь поговорить с тобой пожестче и открыть тебе на кое-что глаза. Мужа твоего никто не уводил. Ты сама заставила его от себя отвернуться.
– Неправда! Он клялся, что ушел не из-за меня!
– Ушел?
Дороти-Рей непонимающе на нее воззрилась:
– Ты забыла, Кэрол? Вскоре после того, как вы с Тейтом поженились.
– Я… да нет, конечно, я помню, – замялась Эйвери. – Его ведь тогда не было целых…
– Шесть месяцев, – жалобно протянула Дороти-Рей. – Самые долгие шесть месяцев в моей жизни. Я не знала, где он, что делает и вернется ли когда-нибудь.
– Но он ведь вернулся.
– Он сказал, ему нужно время, чтобы кое в чем разобраться. У него ведь столько причин для расстройства.
– Какие же это причины?
Она беспомощно развела руками:
– Ну, надежды Нельсона на адвокатскую фирму, кампания Тейта, мое пьянство, Фэнси.
– Фэнси нужна мать, Дороти-Рей.
Она горько усмехнулась:
– Но не такая, как я. Меня она ненавидит.
– Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, как и к чему она относится? Ты с ней хоть разговаривала?
– Пробовала, – проскулила Дороти-Рей. – Она невыносима.
– Она боится, что ее никто не любит. – Эйвери коротко вздохнула. – А я боюсь, что она права.
– Я люблю ее, – запротестовала Дороти-Рей. – Она всегда получала от меня все, что ни попросит.
– Ты отделывалась от нее безделушками, чтобы заботы о ней не мешали тебе пить. Оплакиваешь двух потерянных детей за счет своего единственного ребенка.
Дороти-Рей упомянула о своих мертворожденных детях в день, когда выплыла на свет история с абортом Кэрол. Позднее Эйвери выведала у Фэнси кое-какие детали. Во многом она теперь понимала, отчего Дороти-Рей так несчастна. Наклонившись к ней, она продолжала:
– Фэнси играет с огнем. Ты ей очень нужна, как и отец. Ей нужна твердая рука. Может быть, Джек мог бы уделять больше времени и внимания родительским обязанностям, если бы его не угнетало так твое пьянство. Этого я не знаю. Но зато знаю наверняка, что если вы ничего не предпримете, причем быстро, она будет и дальше вести себя, как сейчас, совершая всяческие сумасбродства, и в конце концов зайдет слишком далеко, так далеко, что попадет в беду.
Дороти-Рей откинула со лба прядь прямых волос.
– Фэнси всегда была не подарок; ни я, ни Джек никогда не могли с ней справиться, – попробовала защищаться она. – Слишком своенравна. Она же еще подросток. Только и всего.
– Да что ты говоришь? Подросток? А знаешь ты, что на днях она явилась домой после того, как ее поколотил парень, которого она подцепила в баре? Да-да, именно так, – добавила Эйвери, заметив, как побледнела Дороти-Рей, явно не поверившая своим ушам. – Психолог я, конечно, доморощенный, но мне кажется, Фэнси считает, что просто не заслуживает ничего лучшего. Думает, что не стоит любви, ведь никто ее не любит, хотя она из кожи вон лезла, чтобы вы ее замечали.
– Неправда, – упрямо затрясла головой Дороти-Рей.
– Боюсь, что правда. Как и кое-что еще. – Эйвери решила отбросить осторожность. В конце концов, на карту была поставлена жизнь совсем молоденькой женщины. – Она спит с Эдди Пэскелом.
– Я тебе не верю! – У Дороти-Рей сел голос. – Он в отцы ей годится.
– Несколько недель назад в Хьюстоне я видела, как она выходила из его номера в гостинице.
