Везде он видел небоскребы с множеством окон. За ними сидели мужчины и женщины, так же как и он отгороженные от улицы, все они считали деньги, которые никогда не видели собственными глазами; этим деньгам, всегда остававшимся для них цифрами в бухгалтерских книгах, столь же нереальным, как персонажи детских сказок, они отдавали свою жизнь. Неужели они принимают свою работу всерьез? Задумываются ли они хоть иногда о ее бессмысленности? Какая ему разница, сберегут ли хозяева текстильной компании этот миллион? Какая разница даже им?
Он вернулся к столу, подписал все письма, которые оставила мисс Бевелл – ну конечно, ее зовут мисс Бевелл. Когда же, подумал он, его терпение лопнет?
На уик-энд он отправился с Трейси в Хамптон. На улице похолодало, шел дождь; выходя из конторы, Майкл мог нормально дышать, обезлюдевший на два дня город казался терпимым, но Трейси настаивала на поездке, и он сказал, что охотно составит ей компанию. Майкл надеялся, что родители Трейси не затеяли очередной прием, где он не знал одних гостей и не мог вспомнить имен других. Среди приглашенных всегда отыскивался какой-нибудь подвыпивший хозяин компании или председатель правления, который донимал его разговорами об экономическом спаде или о беспорядках в Вашингтоне.
На этот раз он посадил за руль Трейси. Однажды весной Майкл заблудился, хотя ездил туда десятки раз, и автомобиль, казалось, мог проделать этот путь без помощи водителя. Они долго плутали, и на путешествие, которое обычно занимало два часа, ушло целых пять. Ему изменила выдержка, он беспрестанно чертыхался, путаясь в однообразных кварталах Куинса, называл себя идиотом и другими именами, от которых обычно воздерживался. Майкл редко ругался, и теперь побледневшая Трейси молча следила за тем, как неистово он крутит руль на поворотах, резко сдает назад, путается в скоростях, натыкается на стоящие машины, дважды оказывается на одной и той же улице.
Выбрав момент, она спокойно предложила:
– Майкл, может быть, мне сесть за руль?
– Да заткнись ты, ради Бога! – закричал он, и Трейся умолкла.
К концу поездки у Майкла тряслись руки, на лице выступили капельки пота, от усталости он валился на руль. Затормозив у дома родителей, он посидел минуту молча. Трейси тоже не торопилась выходить из машины.
– Прости меня, – шепнул он, – прости меня.
– Ну что ты, – ответила она ровным голосом, потянулась и поцеловала его.
Дома Трейси приготовила для Майкла ванну и, пока он отмокал в горячей воде, принесла ему бокал мартини.
– Видно, – сказал он, пытаясь пошутить, – мне следует чаще ругаться. Я уж и мечтать перестал о таком обхождении.
– Пей не спеша, – сказала она. – Повторения не будет. И отныне машиной управляю я.
– Идет, – согласился Майкл. – Чертовски хорош этот мартини.
– «Чертовски»?
– Беру слово назад.
Не многовато ли запретов, подумал он.
Она села на низенькую табуретку возле ванны, в которой лежал Майкл. Искрящаяся радужными пузырьками пена ласкала его тело – Трейси добавила в воду специальную жидкость.
– Майкл, – сказала она, глядя, как муж потягивает мартини. – Мне кажется, тебе следует обратиться к психоаналитику.
– О, – вырвалось у Майкла, – Маккейн на самом деле позвонил тебе в ту субботу.
– Да, он звонил, – сказала Трейси. – Он беспокоился о тебе. В священников, раввинов и гуру я не верю, но психоаналитик – разумная идея. Мне не хотелось говорить об этом, но ты давно уже ведешь себя весьма странно, тебя просто не узнать.
– Несколько часов психоанализа, и я снова тот беззаботный шалопай, за которого ты вышла замуж.
– Ты никогда не был беззаботным шалопаем, – уверенно сказала Трейси. – И я не думала так, выходя за тебя замуж. Мне кажется, ты нуждаешься в помощи. Во всяком случае, попытаться стоит.
– Помощь, – сказал он. – «Дорогой мистер Сторз, – Майкл пытался пародировать венский акцент, – вы ненавидели свою мать, чувствовали себя отвергнутым вашим отцом, потому что он умер, когда вы были ребенком. Теперь вы подсознательно отождествляете жену с матерью, успехи в учебе породили ожидание успехов в жизни, которое не реализуется в вашей нынешней работе, прыжки с парашютом и т. п. – символическая попытка освободиться от запретов и обид, что глубоко засели у вас в голове. Классический пример из учебника. Вы должны понять все это, а поняв, адаптироваться. Пятьдесят долларов, будьте любезны». Хотя теперь, наверно, из-за инфляции плата возросла.
Трейси вздохнула:
– Как всегда, твой ум тебе не впрок.
– Я читал те же книги, что и врач.
Майкл одним глотком допил мартини и опустил бокал на пол возле ванны.
Трейси механически подняла его и рассеянно повертела в руках.
– Майкл, может быть, он сумеет проникнуть глубже, и ты поймешь, почему стремишься к смерти. Обед через пятнадцать минут.
Она быстро встала и вышла из ванной, унося бокал. «Нет, милая, – подумал Майкл, – современные шаманы мне не помогут. Жизнь не любит классических примеров из учебника».
Следующий день выдался пасмурным, ненастным, но у Майкла и мистера Лоуренса на утро была запланирована прогулка на лодке, они сели в машину и поехали в гавань, где стояла двадцатифутовая яхта, названная в честь Трейси. Остальные члены семьи не любили плавать, поэтому мужчины, надев теплые свитера и непромокаемые куртки, отправились одни, а к часу обещали вернуться. Даже глубокая, защищенная, всегда спокойная гавань пенилась маленькими барашками. Майкл недоверчиво посмотрел на воду.
– Не слишком ли ветрено, Фил? – спросил он.
– Я ходил и при худшей погоде, – ответил Лоуренс. – Целую педелю жду случая спрятаться от женского общества.
Он был страстным, опытным моряком и всегда искал компаньонов для плавания.
– Ну раз так… – неуверенно сказал Майкл.
Они освободили лодку, Лоуренс ловко выкатил ее из дока, спустил на воду и на подвесном моторе отогнал от берега. Перед горловиной, которая соединяла гавань с широкими просторами залива, Лоуренс заглушил движок, они подняли грот, Майкл натянул кливер. Яхта накренилась и быстро пошла вперед. В заливе штормило, и Майкл сказал:
– Фил, не лучше ли остаться в гавани?
– Ерунда, – ответил Лоуренс. – Этой лодке и шторм нипочем.
Отец Трейси не был тщеславен от природы, и все же Лоуренса задевало, если кто-то сомневался в его способностях моряка.
– Я не из тех, кто плавает только в хорошую погоду. Стоит ли держать лодку, если ходишь только по зеркальной воде, когда паруса едва плещутся?
– Хорошо, здесь вы капитан.
Майкл видел, что старик получает огромное удовольствие – седые волосы развевались по ветру, забрызганное морской водой лицо посвежело.
Не стоит лишать его радости, подумал Майкл. Сам он был хорошим яхтсменом и никогда не страдал морской болезнью. Майкл плавал с тестем дюжину раз и всегда скучал, когда ветер едва дул и они шли медленно, пытаясь поймать в паруса его слабые, переменчивые порывы.
