За время недельного очистительного путешествия Сторз ни разу не упал, а в конце его, когда он, позвонив в Нью-Йорк, узнал, что Хеггенер готов вернуться домой, Майкл – во всяком случае, физически – чувствовал себя превосходно; лицо его так загорело и обветрилось, что он напоминал истощенного индейского воина, вернувшегося из тяжелого и длительного похода.
Он ехал всю ночь, чтобы рано утром забрать Хеггенера из клиники. Андреас ждал его в вестибюле, австриец выглядел хуже, чем неделю назад, – он не казался больным, но за семь дней кожа его побледнела.
– Господи, Майкл! – воскликнул Хеггенер, увидев Сторза. – Что вы с собой сделали? Вы сильно исхудали.
– Я устроил себе небольшие каникулы и провел их на лыжах, – пояснил Майкл, укладывая чемоданчик Хеггенера рядом со своими вещами, наваленными грудой.
– Какая погода в Грин-Холлоу?
– Не знаю, – ответил Майкл. – Я был в Стоу, Шугабуше, Мэд-Ривер, Биг-Бромли, еще кое-где.
Они сели в «порше» и поехали.
– Ну как ваши дела? – спросил Майкл. – Я имею в виду здоровье.
– Неплохо, – ответил Хеггенер. – Они считают, я начал поправляться. – Он улыбнулся. – Хотя один пожилой врач полагает, что результат обследований неверен и что их следует повторить. Они хотят через месяц посмотреть меня снова. – На лице у него появилось недовольное выражение. – Хватит о болезнях. Как вы? Решили насчет гостиницы?
– Если позволите, Андреас, я еще подумаю. Но если вас поджимают сроки, пожалуйста, не ждите меня.
– Время пока есть, – отозвался Хеггенер. Выехав на автостраду, ведущую на север, Майкл спросил:
– Ева рассказала вам, что у нас произошло?
– Я с ней не разговаривал, – тихо промолвил Хеггенер.
– Она разве не звонила?
– Нет. Наверное, была занята, – предположил Хеггенер. – Ведь у Бруно кашель, и вообще… – Хеггенер позволил себе слабо улыбнуться. – Я решил дать ей возможность несколько дней отдохнуть и не думать обо мне. После такого перерыва нам будет легче друг с другом. Так что же случилось?
Майкл испытал минутный соблазн ничего не говорить Хеггенеру и отделаться какой-нибудь незначительной городской сплетней. Но как бы искусно Элсуорт ни отремонтировал мебель, он не мог полностью ликвидировать следы стрельбы. Хеггенер все равно вскоре узнал бы о ней, поэтому лучше было подготовить его заранее.
– Так вот, – сказал Майкл, – ваш дом обворовали. Точнее, пытались обворовать.
Он рассказал Хеггенеру об автомобиле с выключенными габаритными фонарями, о своей разведывательной вылазке, темных фигурах в библиотеке и свете фонарика, о том, как он бросился к столу за револьвером, о появлении Евы, ее отчаянной стрельбе и бегстве злоумышленников.
– Господи, – изумился Хеггенер, – Ева стреляла из револьвера! Откуда он у нее?
– Не знаю. Он лежит у меня в сумке – маленький, с перламутровой отделкой. Вам о нем известно?
– Конечно, нет, – сердито сказал Хеггенер. – Разве я не говорил вам, что «смит-вессон» – единственное оружие в доме?
– Я подумал, вдруг вы забыли, – дипломатично заметил Майкл.
– Вы можете считать меня стариком с дырявой памятью, – произнес Хеггенер, – но если бы я знал, что у моей жены есть оружие, я бы этого не забыл.
– Я не стал вызывать полицию. Ущерб невелик, а Ева была не в состоянии отвечать на вопросы.
– Вы вели себя мужественно, – тихо заметил Хеггенер. – Мне даже немного неловко. Не знаю, как бы я действовал в такой ситуации.
– Я ничего особенного не сделал, – возразил Майкл. – Меня заинтриговал стоящий автомобиль, и я решил разобраться, в чем дело. Не забывайте, именно для этого вы и пригласили меня в коттедж.
– Да, верно, но я не думал, что вам придется рисковать жизнью.
– Воры, которые орудуют в таком месте, как Грин-Холлоу, вряд ли носят при себе оружие, – сказал Майкл, хотя он помнил о застреленном предшественнике Бруно. – Пока я прятался за диваном, они убежали, да так быстро, что и борзая не догнала бы их.
– Отныне в нашем доме будет только один револьвер – вот все, что я могу сказать, – решительно заявил Хеггенер. – Даже если для этого мне придется перерыть каждый ящик, заглянуть под все ковры и кровати, за каждую книгу.
– Я уверен, Ева сделает правильные выводы.
– Не знаю, – усомнился Хеггенер,
– И все же, чтобы впредь не служить мишенью, – сказал Майкл, – я покинул коттедж.
– Я вас понимаю, – произнес Хеггенер. – Вы остановились в гостинице?
– В настоящий момент я нигде не остановился.
– О…
– Если вы по-прежнему хотите кататься со мной, я поживу в «Монадноке».
Хеггенер задумался.
– Да, пожалуй, так будет лучше, – тихо согласился он. – После всего случившегося вам не стоит часто встречаться с Евой, это будет спокойнее для всех. А я действительно хочу, чтобы вы продолжали кататься со мной. Очень хочу. Сейчас я поблагодарю вас за все и больше не буду возвращаться к этой теме. – Его голос задрожал.
Майкл ехал, не отрывая глаз от дороги.
Когда они добрались до Грин-Холлоу, Хеггенер удивил Майкла.
– Почему бы в честь нашего возвращения нам не пообедать в баре мистера Дэвиса? Знаете, за все время, что я здесь, ни разу там не был, да и Риту мне хотелось бы послушать, – заявил австриец.
– Она поет только по уик-эндам.
– Все равно, – сказал Хеггенер. – Я предупрежу Еву по телефону, что мы зашли в ресторан и что к десяти я буду дома. С удовольствием пообедаю вдвоем с вами, тем более что Ева меня не ждет и наверняка ничего не приготовила.
– Хорошо, – согласился Майкл. – Я умираю от голода. – Он подъехал к бару и поставил машину на стоянку. Перспектива скорого свидания с Евой его не радовала, и он, сознавая свою трусость, охотно воспользовался возможностью отложить встречу.
Вечер только начинался, ресторан был почти пуст, и Антуан еще не появился. Дэвис куда-то уехал, но старший официант сказал Майклу, что последний уик-энд оказался рекордным по числу посетителей – все стремились услышать Риту.
– Эта крошка не задержится в Грин-Холлоу, – заметил он, – попомните мои слова. Еще сезон не кончится, как она попадет в Нью-Йорк или Голливуд, если только Джонс не прикует ее цепью к крыльцу.
Он усмехнулся. Этот молодой человек явно не был знаком с радостями отцовства.
Пока Хеггенер звонил, Майкл выпил у стойки. Телефон находился на верхней галерее, к нему вела лестница, с которой грохнулся Антуан. Майкл вспомнил, с каким осуждением отнеслась Трейси к задуманному им липовому падению Антуана. Впервые за всю неделю он подумал о ней и тут же пожалел об этом.
Хеггенер вернулся с опечаленным лицом.
