Разговор продолжался долго — уехал Тухачевский из Кремля только утром. Обсуждали разные вопросы. И атомный проект, и космос, и реактивные самолеты, и вертолеты, и электронику с кибернетикой, и многое другое. На Сталина лился бурный поток информации, который его заинтересовывал все больше и больше. Но сам Михаил Николаевич все сильнее и сильнее бледнел, уставая, поэтому нужно было закругляться. Хотя бы на первый раз. Однако, несмотря на отбытие все еще не оправившегося от ран маршала домой, отдыхать, в Кремле работа продолжилась.
— Лаврентий, зайди, — громко произнес Сталин куда-то в пустоту перед собой после того, как Тухачевский покинул кабинет. И спустя полторы минуты уставший Поскребышев открыл дверь, пропуская внутрь Берию. — Что думаешь обо всем этом?
— Когда он начал, я подумал, что он либо нагло врет, либо тяжело болен психическим расстройством. Но потом, когда он стал рассказывать о конкретике, деталях и прочем — это ощущение ушло. Чтобы так свободно оперировать таким объемом информации и деталей, да притом, не путаться в них, нужно действительно быть в курсе. Какая бы буйная шизофрения у человека ни была, все одно, так она не может проявляться. Он говорил так, словно все эти вещи видел. Такое допустимо, когда человек описывает один эпизод, ну два, ну три. Но ведь не десятилетия же. Кроме того, в таких областях… — пожал плечами Берия.
— Тогда получается, что Герберт Уэллс со своей машиной времени был недалек от истины.
— Как Лазарь сам отметил, его версия — всего лишь версия. И мы ее проверить не в состоянии. Даже то, что он добивается нам непонятно.
— Чего он добивается понять несложно, — усмехнулся Сталин. — Он центрист-государственник. Для него крепкое, здоровое государство есть высшая ценность. Он даже меня оценивал не как генерального секретаря партии, а как руководителя государства.
— Хм… тогда получается, что его задача упирается в контрреволюцию. Только мягкой. Изнутри.
— Не знаю. Меня совершенно обескуражило его объяснение логического абсурда ряда старых лозунгов.
— Демагогия.
— Не скажи, — покачал головой хозяин. — Мы ведь материалисты, а не идеалисты. Должны ими быть. А по его словам выходит, что наоборот. Если взять того же Льва Захаровича, то его вера в светлое коммунистическое будущее крепче алмаза. Не думаю, что тут просто демагогия.
— И что, нам теперь отказаться от коммунизма? — сверкнув пенсне, спросил Берия. — На основании показаний одного странного человека?
— Не знаю, Лаврентий. Не знаю. Если он действительно видел крах нашего общего дела и знает, где рифы, то, возможно, нам и стоит гибче работать штурвалом, чтобы не угробить столько трудов.
— А если нет?
— Вот это тебе и предстоит выяснить. Тем более что он назвал тебя самым лучшим руководителем спецслужб России за всю известную ему историю.
— Думаю, это лесть.
— Он и раньше о тебе хорошо отзывался. Так что, это будет тоже формой проверки. Справишься ли ты? — Берия промолчал. — Пойдем для начала по двум направлениям. Найди этого самого Агаркова и опроси его. Постарайся узнать у него как можно больше самых сокровенных и личных сведений. Он ведь сказал, что помнит все, что когда-либо знал и помнил, как Тухачевский, так и Агарков. Так что тут у нас есть хороший шанс его поймать на вранье. Вторым направлением станет проверка его на знание будущего. Даты, безусловно, могли сместиться из-за его активной деятельности. Ведь ту же чехословацкую войну фактически инициировал и выиграл именно он. Боюсь, что без такого деятельного маршала ее могло вообще не случиться. Да и Испания, съезд и прочее. Поэтому поговори с ним. Пусть опишет что-нибудь проверяемое из будущего. Формулу какого-нибудь вещества там или конструкцию с описанием ее свойств и качеств. Пускай сам подумает и выберет быстро и просто осуществимую вещь. Ждать годы для проверки мы не можем. Даст больше одного артефакта — хорошо. Но мы не звери, понимаем, что такие вещи создавать не просто, да и не его это профиль деятельности. Вот и посмотрим, что он за человек.
— Понял. Все сделаю, — холодно ответил Лаврентий Павлович.
— Ну и поаккуратнее. Ты ведь слышал — он про Нину все понял. Напутал немного, но понял, что заказчики наши. Его нельзя ни упустить, ни спугнуть.
— А может быть, задержать? Риск слишком большой.
— Нет. Не стоит. Если он пройдет проверку, то такого человека, безусловно, нужно будет ставить на должность наркома. И образование, и опыт, и знание будущего. А задержав, пусть даже и с последующим оправданием, мы подмочим ему репутацию. Это возможный ход, но нежелательный.
— Нам нужна готовая к сотрудничеству женщина рядом с Лазарем на тот случай, если он пройдет проверку.
— У тебя уже кандидатуры на подсадную утку?
— Есть одна, — задумчиво произнес Берия. — У нас в Германии есть агент влияния. Женщина очень эффектная и страстная. Вы ее знаете — Ольга Чехова,
[42]
урожденная Книппер. Бывшая подданная Российской империи. Эмигрантка. Очень ценима Гитлером и Геббельсом. Да и вообще — считается одной из самых красивых женщин Европы. С ней есть беда — она не очень управляема. По последним сведениям, ей хочется чего-то нового. Подумывает о том, чтобы эмигрировать в США, где и спокойнее, и интереснее. Да и Гитлер ее последнее время стал сильно раздражать, так что может выкинуть какой-нибудь финт.
— И зачем такую женщину использовать? Шальная какая-то.
— По нашим данным, все эти недовольства вызваны тем, что она чувствует себя глубоко одинокой. Ей хочется влюбиться. А Лазарь — как раз ее типаж.
— Но фигурантка, насколько я помню, гражданка Рейха. Их роман и ее бегство не станут политическим скандалом?
— Станут. Но тем лучше. Ей нравится быть в центре внимания. Да и мы уже готовы предложить ей очень интересные условия. Тем более что если Лазарь пройдет проверку, то мы сможем его использовать и в этом плане. Он ведь видел много фильмов, которые еще не сняли. Замечал кучу ходов, получивших особое одобрение зрителей. Слышал много еще ненаписанных песен. Думаю, если подобрать хорошего сценариста, который будет все это обрабатывать, мы сможем обеспечить ее грандиозным успехом в кинематографии, причем мирового уровня.
— А если Геббельс предложит больше?
— То мы поторгуемся. В конце концов, одинокий Лазарь станет такой картой, которую Геббельсу нечем бить.
— Но ведь раньше Лазарь не реагировал на подобные провокации. Почему вы считаете, что он клюнет на нее?
— Раньше у него была жена и он соблюдал облик праведника. Сейчас это уже не нужно. Ну и мы попробуем его подтолкнуть. Кроме того, если даме он приглянется, а наши условия устроят, то она сама его завоюет.
— Хорошо. Займитесь этим вопросом. И, кстати, попробуй аккуратно отследить появления подобных гостей у наших «друзей», да и вообще. Пусть Слуцкий более плотно займется этим вопросом.
