— Да, конечно, — опять согласился Оливер.
— И ты веришь в это? — спросила Люси.
— Да.
— Тогда ты лжешь, — сделал вывод она.
Оливер раздраженно вскинул голову. — Не смей так говорить.
— Ты лжешь мне, — сказала Люси. — Но больше всего ты лжешь себе.
— Я не лгу, — напряженно произнес он.
— Мне доказать это? — Люси говорила дружеским бесстрастным тоном. -Мне доказать, что большая часть твоей жизни основана на лжи?
— Ты не сможешь этого сделать, потому что это неправда.
— Не правда? Давай отвлечемся от нас самих на минуту. Кто твой лучший друг?
— К чему ты клонишь? — спросил Оливер.
— Я о Сэме. Добрый доктор Петтерсон. Вы с ним знакомы уже двадцать лет. Он с женой каждый день бывают у нас. Ты играешь с ним в гольф. Ты делишься с ним. Не удивлюсь, если ты уже рассказал ему об этой… Неприятности у нас с тобой.
— Кстати говоря, действительно рассказал, — подтвердил Оливер. — Мне нужно было поговорить с кем-то. Он и твой друг тоже. Он посоветовал мне вернуться к тебе.
Люси кивнула.
— Мой друг, — повторила она. — И твой друг. А что ты знаешь о докторе Петтерсоне, нашем близком друге?
— Он умен и объективен, — ответил Оливер. — Он еще и прекрасный доктор. Это он вытащил Тони.
Люси снова кивнула.
— Все это так. Но кроме этого есть еще кое-что, правда? Например, о его отношениях с другими женщинами.
— Ну, нельзя быть полностью уверенным.
— И вот ты опять лжешь, — мягко вставила Люси. — Теперь понятно, что я имею в виду? Ты ведь знаешь, что у них с миссис Вейлс. Ты знаешь и об Эвелин Стивенс.
Ты знаешь, что было между ним и Шарлоттой Стивенс, потому что все это началось в нашем доме два года назад. И с тех пор эта история обсуждалась нашими гостями прямо за столом.
— Ладно, — сдался Оливер. — Я знаю.
— А теперь я скажу тебе еще кое-что, — спокойно продолжала Люси. — Он делал попытки и в мою сторону. Потому что именно такой он человек. Потому что он не может посмотреть на женщину дважды, не проявив этого. И ты должен был это знать тоже.
— Я не верю в это.
— Веришь. Ты бывал у него сотни раз, ты приглашал его к нам. И этих тоже. Мужья и жены. Преданных, разведенных, неудовлетворенных, любопытствующих, развязных… Ты всех их знал. И ты был с ним обходителен, дружелюбен, а когда шли сплетни или начинался газетный скандал, ты смеялся. Но когда удар пришелся в твои ворота, ты не смеялся. Вся твоя терпимость, цивилизованность, юмор оказались не для внутреннего пользования.
— Прекрати, — вырвалось у Оливера.
Но Люси была неумолима.
— Я все время думала над этим, Оливер. Все эти последние десять дней. И я поняла, что ты прав. По крайней мере, то что говорил, все верно. Даже если ты сам не можешь соблюдать эти правила.
— Мы будем жить как ты пожелаешь, — начал он. — Мы не будем приглашать тех, кого ты не захочешь видеть в нашем доме. У нас будут совсем другие друзья.
— Я не это хотела сказать. Мне нравятся наши друзья. То, что я чувствовала себя счастливой все эти годы, было частично благодаря им. Мне и думать не хочется о том, что я их больше не увижу.
Оливер встал, его щеки горели.
— Что же ты тогда, черт побери, хочешь? — закричал он.
— Я хочу жить, — спокойно ответила Люси, — жить так, чтобы меня больше никто никогда не сумел обвинить во лжи. Так, чтобы я сама не могла обвинить себя во лжи.
— Ладно, — низким голосом ответил Оливер. — Если так, то я рада, что все это произошло.
— Не торопись. Как всегда, ты спешишь остановиться на пол-истины. На самой привлекательной ее половине. Той, где ты выглядишь благородным, которая устраивает тебя. Но та скрытая часть — секретная, неприятная, унизительная — она тоже существует, Оливер. С этого момента тебе придется принимать обе половины…
— Если ты собираешься исповедоваться насчет кого-то другого студентов всяких, докторов, гостей к обеду или попутчиков в поезде, избавь меня от этого. Меня не интересует твое прошлое. Я не желаю об этом слушать.
— Я не собираюсь исповедоваться о прошлом, Оливер, — тихо возразила Люси. — Потому что там ничего нет.
— Тогда что? — спросил Оливер.
— Я хочу исповедовать о будущем, — ответила она.
Оливер обратил на жену ошеломленный и одновременно сердитый взгляд. -Ты угрожаешь?
— Нет. Просто хочу вернуться в наш дом чистой, если мне суждено в него вернуться. Если я возвращаюсь домой, у нас начинается новая жизнь, и я хочу, чтобы ты это понял.
— Нельзя начать новую жизнь после пятнадцати лет брака, — возразил Оливер.
— Действительно, — покорно кивнула Люси. — Может и нельзя.
Тогда это будет просто другая жизнь. До сих пор ты обращался со мной как с той девочкой, которую ты встретил много лет назад. Как будто мне все еще двадцать лет, будто меня нужно оберегать, охранять, опекать. А в важных делах, со мной просто не нужно считаться. И до сих пор я принимала это, потому что… Кто знает, почему я принимала это? Потому что была ленива. Потому что так было легче. Потому что боялась рассердить тебя. Но теперь… Теперь ты уже так зол, что мне уже нечего опасаться. Наша семейная жизнь поломана. Может все еще поправится, может, нет. Но что бы не случилось, я обязательно постараюсь это пережить. Итак, теперь — я больше не принимаю тебя.
— Что это значит? — спросил Оливер.
— Когда я соглашаюсь с тобой — значит я принимаю твое решение. Если я не согласна с твоим решением — я поступаю по-своему.
— Как мерзко, — ответил Оливер. — Ты ведешь себя как шлюха… Люси предостерегающе подняла голову.
— Не надо употреблять такие слова, Оливер.
— Называй это как хочешь, но ты совершаешь преступление, ты совершаешь грех… Господи, ну как это красиво назвать? И почему-то именно ты выбираешь определения.
— Да, Оливер, — подтвердила Люси. — Потому что твои определения уже не годятся. За эти дни я пыталась объяснить себе почему я сделала это после такого долгого…
— Почему? — не вытерпел Оливер.
— Тебе это не понравится, Оливер, — предостерегла она.
— Давай, выкладывай, — резко настаивал Оливер. — Давай выплеснем всю эту гадость сегодня и по дороге домой начнет забывать.
— Мы не можем забыть. Ни ты, ни я. Ты во многих отношениях был хорошим мужем. Ты был великодушен по отношению ко мне. Я была согрета зимой, сыта, ты не забывал мой день рождения, ты подарил мне прекрасного сына, которого я очень любила…
— А сейчас? — резко бросил Оливер. — Что ты собираешься мне сказать? — Ты так долго обращался со мной как с ребенком, — не спеша говорила Люси, — что когда ты вдруг начинал видеть во мне женщину в моменты нашей близости, я реагировала по-детски. Мне было скучно, я смущалась, чувствовала отвращение и неудовлетворенность.
