Деймон представил себя на веранде домика дядюшки Бьянчелли в Коннектикуте. Сельский джентльмен в элегантном вельветовом пиджаке, которому практически нет сноса, взирает на золотящуюся в лучах заката водную гладь пролива и красиво стареет под звуки ангельских голосов и грома тысячи инструментов, играющих только для его уха.
Система, на которой он остановил свой выбор, была не дешевой, но и не самой дорогой. Деймон выписал чек (цифра и на сей раз не имела значения), попросил продавца, который к этому времени уже видел себя вице-президентом владевшей магазином компании, обеспечить доставку покупок утром следующего дня и, бесконечно довольный собой, вышел на улицу.
Оказавшись на воздухе, он слегка удивился. Солнце уже стояло низко над горизонтом, шел седьмой час. Нью-Йорк напоминал сотню Больших каньонов, промытых человеческим потоком. Солнце – эта умирающая звезда – опускалось на луга Нью-Джерси. Все большие магазины уже закрылись. Поскольку он выбрал столько музыки, что слушать ее снова и снова сможет долгие годы, то теперь настало время подумать о книгах, которые он хотел бы иметь под рукой в Коннектикуте. Во-первых, следует купить книги, исчезнувшие из его библиотеки, и, во-вторых, приобрести новые – те, на чтение которых в период активной жизни ему не хватило времени. Возможно, его настроение вот-вот изменится и он, Деймон, ужаснувшись сегодняшним тратам, вернется к своей обычной бережливости. В результате ему придется коротать свой век, вспоминая содержание книг как пропавших из его дома, так и тех, которые он когда-то брал у друзей или в библиотеке и давным-давно возвратил.
По счастью, он вспомнил, что большая книжная лавка на Пятой авеню открыта до позднего вечера. Когда Деймон впервые появился в Нью-Йорке, город был раем для библиофилов. Практически на каждой улице шла торговля книгами. В огромных пыльных магазинах трудились очкастые продавцы, и когда их спрашивали о какой-нибудь книге, они отвечали: «Да, кажется, я знаю, где ее можно найти». С этими словами продавцы исчезали в лабиринте скрипящих полок и появлялись либо с адаптированным для школы трудом Берка «Примирение с колониями», либо с раритетным первым изданием «Казарменных баллад» Киплинга в руках.
Поток времени уносит все самое лучшее, испытывая приступ ностальгии, подумал Деймон. В его памяти всплыли слова Эдгара По: «Что пророчит мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор, хриплым карком Nevermore? Не оглядывайся назад. Думай о будущем. У каждого поколения свои потребности. Свободное пространство стало самым дорогим товаром на этом крошечном, переполненном людьми, выступающем из воды камне. «Тираж распродан» – вот лозунг всех издательств. После грандиозных траурных тиражей в год смерти Скотта Фицджеральда его книги перестали издавать, и теперь их можно найти по безумным ценам лишь в крошечных, торгующих раритетами лавках, владельцы которых оповещают о своем бизнесе петитом на последних страницах журналов «Нейшн» и «Нью рипаблик». Не стоит горевать о том, что прошлогодний бестселлер уже успел отправиться в мусорную корзину.
Однако кое-где еще попадались сокровища, которые можно было откопать. Шагая по Пятой авеню, Деймон мысленно составлял список книг. Он получался огромным.
Когда Деймон стоял у светофора, до него наконец дошел истинный смысл того, чем он занимался всю вторую половину дня. Он просто возводит защитную стену из различных предметов вокруг тех, кто ему так или иначе дорог. Для Шейлы это шуба, которая на много-много зим охранит ее от мороза. Мисс Уолтон, похожая за своим столом на закаленный ураганами неувядающий цветок, будет нежиться в теплом свитере после его неизбежного ухода. Оливер станет шиковать в блейзере во время предстоящих ему многочисленных празднеств на Лонг-Айленде. И наконец, сам Деймон будет наслаждаться жизнью в своем вечном вельветовом пиджаке. На то, чтобы прослушать и понять сердцем те пластинки, которые отныне к его услугам, потребуется несколько лет, а книги из его личной библиотеки и нового списка, что он составил, сулят ему в будущем не один тихий вечер – хватит на десятилетия. Таким образом, за несколько часов апрельского дня он делал ставку на будущее, оставив с носом не только Заловски, но и саму смерть. В книжный магазин он вступил в состоянии эйфории, улыбаясь мысли, что если Заловски каким-то непостижимым образом сумеет наложить лапу на его деньги, то сумма, которая ему достанется, после сегодняшних безумных трат будет существенно меньше.
Весьма знаменательно, что он не купил новый телевизор, хотя тот, который стоял в их доме, имел маленький экран и неустойчивое изображение. В ремонте он находился больше, нежели в работе. Телевизор вообще не принадлежит будущему, думал Деймон. Эта забава по определению – сиюминутное явление, оставляющее грядущее свободным для того, чтобы проводить его так, как заблагорассудится. Перед переездом в Коннектикут надо будет пожертвовать свой телевизор Красному Кресту.
В книжном магазине Деймон первым делом заказал полное собрание стихов Йейтса. Сделал он это в честь Мориса Фицджеральда, а книги предназначались Оливеру Габриельсену, чтобы тот читал их, когда устанет веселиться на Лонг-Айленде в своем синем блейзере. Он не знал, найдется ли на полках что-нибудь для мисс Уолтон. Не может же леди тратить двадцать четыре часа в сутки лишь на то, чтобы наслаждаться теплом чудесного кашемирового свитера. В конце концов Деймон остановил выбор на томике стихов Эмили Дикинсон – на суховатых, в духе Новой Англии, словах утешения, которые одна старая дева послала в следующее столетие другой старой деве, чтобы скрасить доброй и верной, заключенной в гору жира душе бесконечные нью-йоркские вечера.
Для себя он в первую очередь заказал двухтомный «Оксфордский словарь английского языка», напечатанный микроскопическим шрифтом. К словарю для удобства чтения прилагалось увеличительное стекло. Чтобы оправдать столь экстравагантную выходку, он сказал себе, что слова – не что иное, как орудия его ремесла, а если что-то и можно считать устойчивым в этом веке, так это английский язык.
Затем он заказал прекрасно изданную, напечатанную крупным, элегантным шрифтом Библию короля Якова. Его старая Библия растрепалась, ее страницы пожелтели и порвались, а шрифт, казалось, с каждым годом становился все мельче и мельче.
После этого Деймон, действуя без всякой системы, заказал «Дон Кихота», избранные эссе Ралфа Уолдо Эмерсона, «Дневник» братьев Гонкур, «Потерянный рай» Милтона, «Николаса Никльби», «Братьев Карамазовых», «Восстание масс» Ортеги, том Одена, «Смерть конфедерата» Лоуэла, огромную биографию Роберта Э. Ли, написанную Фримэном, и для равновесия – мемуары генерала Гранта, том Марло с «Тамерланом Великим» и «Трагической историей доктора Фауста». Как там у него: «… безверхие – а по-иному «топлес» – – башни Трои…», или еще: «…дарит бессмертье мне лобзанием Прекрасная Елена». Подумав с грустью о том, как изменилось со времен Марло значение слова «топ-лес», Деймон заказал книгу стихов Артюра Рембо и поэзию Виктора Гюго на французском языке. Это обещало ему многие часы захватывающих странствий в дебрях чужого языка, на котором он по-настоящему не говорил со времени своего последнего года в колледже. Кто знает, может, ему и Шейле захочется попутешествовать зимой, когда погода на морском побережье становится невыносимой. «Лондонские дневники» Босуэлла открывают возможность для странствий – правда, в несколько ином виде.
