– И что это должно означать? – нахмурившись, спросила Шейла.
– Пенни сказала, что это значит: «Берегите свои задницы». – Оливер вздохнул, словно с его плеч свалился огромный груз. – Они знали, что совершена большая ошибка, и давали указание всем сомкнуть ряды с целью ее сокрыть.
Шейла смежила веки и прикрыла глаза ладонями. Когда она опустила руки, ее лицо было похоже на каменную маску.
– Свиньи, – вздохнула она. – Циничные свиньи.
– Ты ведь об этом никому не скажешь? Правда? – спросил Оливер тревожно. – Если они догадаются о Пенни, то вышибут девочку с работы через минуту.
– Не волнуйся о Пенни. Я найду способ с этим делом разобраться. Уже завтра Роджер будет перевезен из этого проклятого места. Почему ты мне раньше ничего не сообщил?
– Какая от этого могла быть польза? Пока они просто страшно напуганы. Разве помогло бы Роджеру, если бы они вдобавок пришли в ярость?
– Оливер, сегодня я уже не в силах вернуться в эту мерзкую лечебницу. Я не знаю, как поступать и что говорить. Пригласи меня в ресторан, где здоровые люди наслаждаются вкусной едой и не плетут при этом заговоры. Я хочу, чтобы ты заказал мне пару порций чего-нибудь крепкого плюс бутылку хорошего вина. Конечно, если ты не отправляешься на свидание с этой самой Пенни.
– Мы случайно встретились в лифте, – снова залившись краской и немного заикаясь, произнес Оливер. – У нее как раз кончилась смена, наступало время ужина и…
– Не надо искать оправданий, – улыбнулась Шейла. – То, что Роджер в больнице, вовсе не означает, что другой мужчина не имеет права разок-другой взглянуть на хорошенькую мордашку. Поднимись сейчас наверх и, если Роджер не спит – а это маловероятно, – скажи ему, что по твоему настоянию я решила один вечер отдохнуть и что ты меня забираешь с собой. Он поймет. Здесь за углом есть бар. Я буду ждать тебя там. Надеюсь, ты не будешь шокирован, если к твоему приходу я окажусь на взводе.
Когда доктор Зинфандель в шесть часов утра совершал свой обычный обход, Шейла уже была рядом с мужем. Она с мрачным видом сидела в стоящем у окна кресле. Зинфандель, напротив, был весел и оживлен. Таким доктор бывал всегда во время утренних обходов. Он снял прикрепленный к спинке кровати листок со сделанными дежурной сестрой записями, прикоснулся к пальцам ног Деймона, которые уже не были черными, и спросил, как себя чувствует больной.
Деймон ненавидел человека, появление которого на рассвете возвещало о наступлении еще одного полного боли дня.
– Вшиво, – ответил он.
Зинфандель улыбнулся, словно проявление боевого духа пациента говорило о том, что он находится на пути к выздоровлению.
– Ваши пальцы по-прежнему как лед, – произнес врач таким тоном, словно именно Деймон обманул его доверие.
– Иногда они мерзнут, – сказал Деймон, – а иногда, как сейчас, например, горят огнем.
– Возможно, это подагра дает о себе знать, – заметил Зинфандель.
– Перестаньте, ради всего святого… Уже месяц я не прикасался к выпивке.
– Одно с другим может быть совершенно не связано. Я с утра пришлю сестру взять у вас анализ крови. Надо сделать кое-какие выводы.
Деймон не удержался от стона.
– Вы уверены, что можете найти человека, которому известно расположение вен? Водопроводчики, приходившие ко мне раньше, прежде чем извлечь хотя бы каплю крови, тыкали в меня иглой по десять раз кряду.
– Ох уж ваши вены… – печально протянул Зинфандель. – Мне не хочется еще раз объяснять вам, что они собой представляют.
Он сделал пометки на листке с ночными записями, положил его на место и повернулся, чтобы уйти.
Шейла, которая даже не поздоровалась с доктором, когда тот вошел, и не произнесла ни слова, пока тот находился в палате, поднялась с кресла.
– Мне надо с вами переговорить, но не здесь, – сказала она и вышла вслед за доктором в коридор.
– Надеюсь, это не займет слишком много времени, – ответил Зинфандель. – Я уже выбился из расписания.
– Я хочу, чтобы мистера Деймона перевели в отдельную палату, – заявила Шейла. – Сегодня.
– Это невозможно. Я уже объяснял вам, что…
– Если его не переведут, – ровным тоном продолжала Шейла, – я обращусь к нашему адвокату, чтобы тот через суд добился перевода моего мужа в другую больницу.
Она заметила, как при слове «адвокат» слегка забегали светлые глаза доктора.
– Посмотрю, что можно сделать, – сказал Зинфандель.
– Вы не станете смотреть, что можно сделать. Вы переведете его в отдельную палату к трем часам дня.
– Миссис Деймон, вы продолжаете принуждать меня поступать вопреки принципам и правилам, которые диктуют мои образование и опыт. Вы выбираете методы лечения, вы прислушиваетесь к сплетням младшего персонала, выдвигаете невыполнимые требования. Теперь вот угрожаете судом…
– Сегодня к трем, – сказала Шейла и ушла в отделение, где ее муж пытался снова погрузиться в сон, стараясь застать его продолжение.
Этим утром галлюцинации преследовали Деймона последний раз.
В силу каких-то причин, которые никто не удосужился объяснить, ему было позволено свободно бродить по всему кораблю. Да и само судно преобразилось. Битый ветрами, потрепанный сухогруз превратился в белоснежный лайнер, полный пассажиров, которые паковали вещи и прощались друг с другом, так как вскоре прибывали в порт. Деймон был уверен, хотя ему об этом никто не говорил, что лайнер приходит в Сиэтл. Знал он и то, что все сходят на берег и лишь он остается на борту.
Судно пришвартовалось под громкий рев гудка. Мимо Деймона шествовали медсестры, которых он уже научился различать и к которым испытывал безотчетную симпатию. Волосы у девушек были тщательно уложены, на их юных лицах лежал легкий макияж, и вместо обычных белых халатов они щеголяли в великолепных дорожных туалетах. Высокие каблуки стучали по палубе. Девицы приветствовали Деймона взмахом руки и уходили. Лишь одна из медицинских сестер задержалась, чтобы с ним попрощаться. Она была самой красивой, и все звали ее Пенни. По ее ангельскому личику из светло-голубых, окаймленных темными ресницами глаз катились слезинки.
– Почему вы плачете? – сочувственно поинтересовался Деймон.
– Я люблю Оливера Габриельсена, – ответила она, – а Оливер любит меня. Но он женат.
– Ах, Пенни, – сказал Деймон, – вы рождены для слез и будете рыдать всегда.
– Знаю, – ответила Пенни всхлипывая.
Затем она поцеловала его мягкими влажными губами и, подхватив дорожную сумку, спустилась по трапу.
Перед Деймоном возник доктор с бычьей шеей. Теперь на нем была застегнутая на молнию ветровка с надписью: «Университет штата Виргиния».
