Я обернулась и увидела на колченогом столике
весь необходимый реквизит: жестяной поднос, на нем фарфоровую емкость в виде
пузатой «бомбочки» и чуть поодаль бутылочку с газировкой.
– Внимание, музыка, – вновь ожил
громкоговоритель.
Я, ощущая легкий испуг, быстро схватила
бутылочку. Как правило, пластиковая тара закрыта просто насмерть, у меня не
хватит сил, чтобы свернуть пробку. Ну неужели Алиса не могла сама налить воду в
чашку!
Но голубая крышка неожиданно легко поддалась,
обрадовавшись, я плеснула воду в фарфоровую «бомбочку» и услышала раздраженное:
– Горничная! Жанна, блин, ты где?
Жанна!!!
Вцепившись в холодный поднос, я шагнула на
сцену, свет софитов ударил в лицо, зрительный зал напряженно молчал, и на
первый взгляд казалось, что там, в темноте, никого нет, но я очень хорошо
знала: за яркой полоской прожекторов находятся люди, все они сейчас уставились
на меня.
Еле-еле передвигая ставшие каменно-тяжелыми и
отчего-то негнущимися ноги, я пошла к креслу, в котором восседала фигура,
облаченная в синий атлас, с маской на лице. Разглядеть внешность баронессы было
совершенно невозможно, я обратила внимание на ее волосы, ярко-рыжие, прямые,
красиво блестевшие в электрическом свете.
Так, теперь реверанс. Чашка поехала по
подносу, с огромным усилием я сумела удержать ее и протянула поднос баронессе.
– Туда, Амалия, туда, – послышался
капризный голосок.
Потом красивый пальчик, украшенный огромным
перстнем, ткнул в сторону крохотного столика. Я осторожно уместила на нем
реквизит и, сделав еще раз реверанс, пошла назад, чувствуя, как тонкое платье
противно прилипло к потной спине. Зрители, очевидно, потеряли к горничной
всякий интерес, потому что баронесса принялась восклицать с фальшивым пафосом:
– Вода! Вот единственное, чего можно от
них дождаться! Стакан, нет, чашка! Боже, как смешно! Пить или не пить? Возьму –
унижусь, пренебрегу – измучаюсь от жажды!
Оставив баронессу решать почти гамлетовские
вопросы, я нырнула в кулису и, не замеченная никем, добежала до гримерки.
Следовало признать: затея удалась на все сто процентов, расчет Жанны оправдался
полностью.
Радуясь удаче, я некоторое время посидела в
кресле, унимая дрожь в теле, торопиться было некуда, до конца второго акта
много времени, потом повесила платье в шкаф, поставила на место туфли, положила
маску. Все это я проделывала под непрерывный бубнеж громкоговорителя.
– Любовница, на выход. Алиса, приготовь
полотенце. Дайте музыку! Где Соня? Отчего.., а.., а.., а!
Резкий вопль ударил по ушам, я вздрогнула.
– Занавес, занавес, занавес, –
метался крик.
Я стала быстро всовывать ноги в сапоги, но,
как назло, не застегивалась «молния». Проклиная некстати заевшую железку, я
дергала ее туда-сюда, но без всякого результата.
Дверь гримерки распахнулась.
– Жанна, – завопил какой-то
мужик, – живо к Батурину!
Я замерла и мигом оценила ситуацию. Стою
спиной ко входу в весьма пикантной позе, вошедшему видно, простите, конечно, за
подробность, одну обтянутую джинсами попу. Каким образом он догадался, что в
комнате находится Жанна? Да по шевелюре!
Мелко вьющаяся копна искусственных волос
сейчас свисает до полу.
– Жанка, слышишь!
Я покивала головой.
– Живо к директору.
– М-м-м!
– Быстрей!
– М-м-м.
– Он бесится!
– М-м-м.
– Хорош мычать, беги давай!
– Ща, – просипела я, – ща, кха,
кха, кха, кажется, я простудилась, голос-то как изменился от ангины.
– Поторопись, – велел дядька и
исчез.
Я выпрямилась, черт с ними, с сапогами. Что
делать, а? Идти к директору? Он мигом заметит подмену. Ледяная рука сжала
желудок. Ну с какой стати я согласилась на идиотское приключение? Чуяло ведь
сердце, беда приключится.
Дверь заскрипела и начала тихо открываться.
Я сдернула с головы парик, сунула его в шкаф и
села на обшарпанную табуретку.
– Жанна, – взвыл лысый мужик, входя
в гримерку, – ну сколько можно… Ой, а где Кулакова?
– Сама ее жду, – максимально
спокойно ответила я.
– Только что же была здесь!
– Верно, – подхватила я, – она
велела мне: «Посиди, Лампа» – и исчезла, фр-р-р, и нету! Костюм швырнула и
деру!
– А вы кто? – начал хмуриться
дядька.
– Я?
– Ну не я же! Что вы делаете в гримерной?
– Так Жанну жду!
– Зачем?
– Почему я должна перед вами
отчитываться? – нагло схамила я, ожидая, что лысый обозлится и заорет:
«Убирайтесь отсюда немедленно».
Вот тогда я получу право с гордо поднятой
головой покинуть помещение, но он поступил по-иному, на его лице появилась
самая приветливая из всех возможных улыбок.
– А потому, душечка, – пропел
он, – что вы видите Юлия Батурина, и все происходящее за кулисами является
моей головной болью. Живо отвечайте, чем вы тут занимаетесь?
Я опять вспотела и завела:
– Понимаете, Юрий…
– Юлий, – перебил меня
Батурин, – Юлий, как Цезарь. Очень не люблю, когда коверкают мое имя.
– Простите, я не хотела вас обидеть.
– Ничего, продолжайте. Вы кто?
– Евлампия Романова, для близких просто
Лампа.
В театр меня пригласила Жанна, мы дружим.
– У этой обезьяны есть подруги? –
скривился Юлий.
– Ну…
– С чего бы это Кулаковой всех в гримерку
тащить?
– Я не все.
– Уже понял! Цель вашего визита?
– Я хотела устроиться на работу, –
ляпнула я.
– Вы актриса?
– Нет, нет, Жанна говорила, что тут есть
вакансия…
– Гримера?
– Верно!
– Значит, вы гример?
– Да, да.
– А с волосами справитесь?
– Обожаю создавать прически, – лихо
солгала я.
– Образование какое?
