Несмотря на все это, Софья испытывала чувство вины за то,
что произошло. Она видела, как ее мальчик «набирает обороты», как, пользуясь
рассказом о несчастном детдомовском детстве и несправедливо репрессированной
матери, выцарапывает себе поблажки и льготы… И богатеет. День ото дня, год от
года. Он давно уже не жил вместе с Софьей, она и вовсе утратила всякую
возможность влиять на него хотя бы в мелочах. Но все равно она испытывала
чувство вины за то, что случилось. Поэтому и не возражала, когда Елена заявила,
что внук Софьи не должен больше быть Бахметьевым. Если уж ее родной единственный
сын повел себя так неосторожно и поставил молодую жену с маленьким ребенком на
руках в такое сложное положение, то какое право мать имеет оспаривать решения
невестки, тем паче направлены они, решения эти, исключительно на благо внука.
– Как только мой новый муж усыновит мальчика, –
говорила юная вдова, которой в тот момент едва исполнилось двадцать три года, –
у вашего внука, Софья Илларионовна, будут новые дедушка и бабушка. Ваше
появление рядом с нами будет вызывать массу вопросов. Вы понимаете, что я хочу
сказать?
Бахметьева понимала. Ее сын – расстрелянный преступник, и
поэтому ее отлучают от внука. И сделать с этим она ничего не может.
– Может быть, потом? – робко спросила она. – Когда
мальчик вырастет? Конечно, Леночка, я понимаю, сейчас надо скрыть эту историю
как можно тщательнее, но попозже, когда он станет большим… Ведь ты расскажешь
ему, правда?
– Еще чего! – раздраженно фыркнула невестка. – Как это
я буду рассказывать ребенку, что его отца расстреляли, потому что поймали на
махинациях. Вы что, Софья Илларионовна, совсем рехнулись? Никогда мальчик не
узнает об этом. Такой позор!
– Но ведь вовсе не обязательно говорить ему про
махинации и расстрел. Можно просто сказать, что его отец умер или погиб много
лет назад и что у него есть еще одна бабушка, мать покойного отца.
Софья сама не заметила, как начала умоляюще заглядывать в
глаза Елене. Мысль о разлуке с единственным внуком – последним родным по крови
существом на этом свете – была непереносима. И облегчить боль могла только
надежда. А Елена не хотела давать пожилой свекрови эту надежду.
– Ладно, посмотрим, – милостиво снизошла невестка. –
Значит, так, Софья Илларионовна, на следующей неделе мы уезжаем в Москву. Адрес
и телефон я вам, конечно, оставлю, но полагаюсь на ваше благоразумие и надеюсь,
что вы не станете ими пользоваться.
– Зачем же тогда оставлять? – скупо усмехнулась Софья.
– Ну, мало ли что. Заболеете тяжело, или еще какая беда
приключится.
Бахметьева молча взяла бумажку с московским адресом и
телефоном, но ни разу ими не воспользовалась. Слишком острым и болезненным было
воспоминание о том, как унижалась она перед этой соплячкой, как просила и
заглядывала ей в глаза. Софья ее так и не простила. И не за новое замужество и
отлучение от внука, а именно за это унижение.
* * *
Внезапно резко похолодало, поднялся сильный ветер, который
принес с собой обильный колючий снег. Ира вела машину, напряженно вглядываясь в
дорогу, а Настя и Татьяна на заднем сиденье вполголоса обсуждали то, с чем им
пришлось неожиданно столкнуться.
– Как все похоже, – задумчиво сказала Татьяна. – В
течение одних суток два убийства, связанных с семьей давным-давно
расстрелянного Бахметьева, точнее, с его матерью и вдовой. И на месте
преступления, кроме следов проживающих, следы одного постороннего. А у моего Сурикова
нет алиби на весь период, охватывающий оба убийства. Плетет какую-то
беспомощную чушь, дескать, ходил, шлялся где-то, выпивал с девицей, с которой
только что познакомился. Всю ночь с ней и проколобродил, часов до девяти утра,
а потом расстался, и ни адреса ее, ни фамилии, естественно, не знает. Вот поди
проверь такое алиби.
– Таня, тебя Стасов очень любит?
– Надеюсь. А что?
– Он может во имя этой любви проявить чудеса
оперативности?
– Тоже надеюсь. Ты хочешь предъявить фотографию
Сурикова людям, которые видели какого-то молодого человека в доме, где жили
убитые супруги?
– Хочу. И еще кое-что хочу. Только тут действительно
нужно проявлять чудеса оперативности. Не знаю, получится ли, – с сомнением
сказала Настя. – Но надо пробовать. Так или иначе завтра вечером мы должны
отсюда уехать. И за это время надо успеть сделать как можно больше.
Машина остановилась перед домом, где жили Татьяна и Ира.
Татьяна вынула из сумочки связку ключей, сняла один ключ с кольца и протянула
Насте.
– Держи. Иди домой и дозванивайся Стасову и своим
ребятам. А мы с Иришкой сейчас поедем ко мне на работу и постараемся обернуться
побыстрее.
Настя поднялась в квартиру. Она не любила находиться одна в
чужом доме, даже если это был дом, где ее считали желанной гостьей. Ей начинало
казаться, что она находится здесь незаконно, не имеет права ходить по этому
полу, сидеть на этих стульях и греть воду в этом чайнике. Все вокруг чужое и
непривычное, и ей становилось грустно и неуютно.
Ладно, решила она, долой глупые эмоции, надо делом заниматься.
И в первую очередь – звонить Стасову. Это проще всего, с тех пор, как Владислав
стал повсюду ходить с сотовым телефоном, поймать его можно было в любой момент.
– Владик, ты хочешь, чтобы Таня послезавтра была в
Москве? – начала она с места в карьер.
– Естественно. А завтра нельзя? – весело отозвался
Стасов.
– Нельзя. А вот послезавтра – можно, если постараешься.
Ты должен поехать в Шереметьево, пойти в отдел милиции, найти Жору Востокова и
сказать, что ты ждешь моего звонка.
– А я дождусь?
– Обязательно. Я туда позвоню и скажу тебе, какой рейс
встречать и к кому подойти. Ты возьмешь пакет и отдашь его Короткову. Все
понятно?
– Ничего не понятно. А Короткову я что должен
объяснять?
– Я сама ему все объясню. К тому моменту, когда ты
привезешь пакет, он уже будет в курсе, я попробую его разыскать. И пожалуйста,
будь все время рядом с ним.
– Зачем? Его могут украсть? – пошутил Стасов.
– Да кто на него польстится! – рассмеялась Настя. – Не
в этом дело. Нам постоянно будет нужна связь друг с другом, а звонить по
межгороду на Петровке можно далеко не с каждого телефона, сам знаешь, ты же там
работал. Выход на междугородную есть только с телефонов начальников
подразделений, а у простых смертных вроде Юрки и меня его нет. Поэтому
пользоваться будем твоей высокооплачиваемой трубкой. Не разоришься?
– Да ладно, для родной жены-то… Значит, мне что делать
сейчас? В Шереметьево двигать?
– Да. Искать Георгия Востокова и терпеливо ждать моего
звонка. Может так случиться, что ждать придется долго, так что приготовься.
Найти Короткова оказалось куда сложнее. Набирая очередной
номер телефона, Настя с ужасом представила себе счет, который придет Татьяне.
Впрочем, ее все равно уже в Питере, наверное, в то время не будет. Куда же Юрка
подевался? Конечно, проще всего было бы найти его через Колобка, уж
начальник-то точно знает, где бегает его подчиненный. Но Гордеева на месте не
было. Во всяком случае, телефон его не отвечал.
