Она умолкла, подперла подбородок ладонью и стала смотреть
куда-то в угол комнаты. Точно так же всегда сидела за столом бабка Софья. От
этого воспоминания ему стало больно, так больно, как будто его резали живьем. А
он так ее любил!
Образцова посмотрела на часы.
– В общем так, Сергей Леонидович. Я выношу
постановление об освобождении вас из-под стражи. Вы будете привлечены к
уголовной ответственности за приготовление к убийству супругов Шкарбуль, но
могу вам обещать, что свободы вас не лишат. Вы сегодня же уйдете отсюда. Теперь
займемся другим делом, не менее важным. Кто уговорил вас на эту аферу с
подложной доверенностью?
* * *
Татьяна взглянула на часы. Пока она идет в графике. На
первую часть допроса она планировала затратить не более двух часов. Этого
должно было хватить, чтобы разобраться с убийствами. Теперь надо приступать к
самой сложной части. Суриков, конечно, не гигант мысли и не мастер логических
построений, но нормальное чувство страха ему присуще не меньше, чем всем
остальным. Сдать ей тех, кто уговорил его пойти на подлог и ложные показания,
он побоится. Их много, и они работают в милиции. Куда ему против них?
Жалко парня. Пусть он и собирался совершить убийство, но все
равно его жалко. Так верил своей квартирной хозяйке, а она… Он для нее – ничто,
пыль под ногами. Посадила бы его и глазом не моргнула.
Суриков побоится давать показания против тех, кто затеял
квартирную игру. Его можно понять. Она ведь и сама боится трогать это дело, и
еще как боится. Но она уедет, если повезет, уедет прямо сегодня, и в Москве она
будет под защитой мужа, крепкого профессионала. А несчастный Суриков? Есть же в
некоторых странах законы о защите свидетелей. Уговорят человека дать показания
против сильной организованной группировки, потом документы ему поменяют,
переезд в другой город организуют, даже пластическую операцию могут за
государственный счет сделать. А у нас? Правосудие свое дело сделало и потирает
ручки, довольное и счастливое, а свидетель оказывается брошенным на произвол
судьбы. Никому он больше не нужен, и никто его не защитит. И понимает он, что
жить ему осталось, может быть, совсем немного. Что ж, наше государство всегда
славилось тем, что ставило во главу угла собственные интересы, а на каждого
отдельного человека ему было наплевать.
– Кто уговорил вас на эту аферу с подложной
доверенностью?
– Не знаю я ни про какую доверенность, – быстро ответил
Суриков.
– Совсем ни про какую? – насмешливо переспросила
Татьяна. – А как же Гольдич?
– А, это… ну, вы про нее уже спрашивали. Я думал, вы
про другую какую-то говорите.
– Да нет, Суриков, именно про эту. Потому что другая
как раз была настоящая. Скажите-ка мне еще раз, кто такая Гольдич Зоя
Николаевна и при каких обстоятельствах вы с ней познакомились.
– Не знакомился я с ней. Софья Илларионовна ее знала,
это какая-то ее знакомая, она ей и доверила решить вопрос с обменом.
– А вы, значит, Зою Николаевну совсем не знали?
– Ну!
– И в глаза ее не видели?
– Не видел.
– Интересно. А вы мне тут как-то рассказывали, какая
она из себя. И фигуру описывали, и прическу. Не помните?
– А, это… ну… мне Софья ее как-то показала. Я домой
пришел с работы, на лестнице с женщиной столкнулся. Софья мне и сказала, что
это была эта… как ее… ну, Зоя. Мол, только что ушла от нее, какие-то документы
приносила подписывать.
– И все? Больше ее не видели?
– Нет.
– И не разговаривали с ней?
– Я ж сказал – нет.
– А голос как же? Вы ведь мне и голос ее описывали.
Суриков молчал. Больше всего Татьяна не любила таких вот
ситуаций, когда приходилось иметь дело с людьми, попавшими по чужой воле в
переплет и не обладающими достаточным интеллектом, чтобы выворачиваться.
Суриков не очень умен и не особенно сообразителен, у него плохая память, и этим
попытались воспользоваться сначала Бахметьева и ее внук, а потом
«приватизаторщики». Ей снова стало жалко Сергея. Но выбора нет, надо его
дожимать.
– Ясно, Сергей Леонидович. Поскольку мы с вами уже
договорились, что застревать на очевидных вещах не будем, сойдемся на том, что
Зою Николаевну Гольдич вы никогда не видели, ничего о ней не слышали и кто она
такая, не знаете. С этим все. Пойдем дальше.
Татьяна умышленно старалась поддерживать высокий темп
допроса, понимая, что недалекий Суриков за ним не угонится, растеряется и
начнет говорить глупости. Так его легче будет загнать в угол.
– Когда Бахметьева оформила доверенность на ваше имя?
– В начале ноября.
– То есть прямо перед вашей поездкой в Москву?
– Да.
– Где была доверенность?
– В каком смысле? Я не понял.
– Где вы ее хранили? В квартире Бахметьевой?
– Ну да. Не с собой же таскать. Обворуют еще по дороге.
– Разумно, – согласилась Татьяна. – Ее нашли при
осмотре квартиры, когда Бахметьеву обнаружили убитой. И приобщили к уголовному
делу. Куда она исчезла?
– А я почем знаю? Я в дело не заглядывал.
– Сергей Леонидович, все вы прекрасно знаете. Когда
дело вел следователь Панкратов, доверенность на ваше имя была. А когда дело
передали Чудаеву, она из материалов исчезла. Зато появилась доверенность на имя
Гольдич. Что вам пообещали за эту авантюру?
– Не понимаю я, о чем вы говорите, – упрямо повторил
Суриков. – Никакой авантюры не было. Сначала Софья дала доверенность этой… ну,
Зое, а потом мне. На всякий случай. Она мне больше доверяла.
– Естественно. Она видела, как вы к ней относитесь, и
точно знала, что ничего плохого вы никогда в жизни ей не сделаете. Она вами
помыкала, Сергей Леонидович, она вас приручила и выдрессировала, как
подобранную на помойке бездомную собаку. Вам неприятно это слышать? А мне
неприятно это говорить. Не было никакой Гольдич и никакой доверенности на ее
имя. Однажды во время допроса следователя Чудаева вызвали срочно к руководству,
и он попросил кого-то из сотрудников милиции побыть с вами в кабинете, пока он
отсутствует. Этот сотрудник вам популярно объяснил, что, пока в деле фигурирует
доверенность на ваше имя, вас будут пытаться обвинить в убийстве Бахметьевой из
корыстных побуждений. Из-за квартиры, одним словом. И поскольку никаких других
подозреваемых у следствия нет, вам все равно не выкрутиться. Так все было?
* * *
… – Я могу тебе помочь. Ты пойми, даже если тебя выпустят,
квартиры старухиной тебе все равно не видать, как своих ушей. Ты был под
следствием, сидел в камере. Твою доверенность аннулируют, тем более что хозяйка
квартиры не сама померла, а убита. В таких случаях никакие доверенности не
действуют. Закон такой.
