– Я забуду про то, что Бахметьева хотела вашими руками
убить вдову своего сына. Забуду, понимаете? Я буду помнить только о том, что она
тосковала по внуку и вы решили поехать в Москву, найти его и поговорить с ним.
Никто не виноват, что вы пришли в квартиру через несколько минут после
убийства. Да, вы испугались и убежали, никому ничего не сказав. Это
простительно. За это в Уголовном кодексе статьи нет. Я вас вытащу из этой
истории. Я не буду привлекать вас за приготовление к убийству и выпущу отсюда
без всякой подписки. Вы сегодня же сможете сесть в поезд и уехать куда глаза
глядят. Но за это вы мне скажете, кто тот сотрудник, который вас уговорил.
Повторяю еще раз: или вы молчите и остаетесь в городе, каждую минуту рискуя
быть убитым, или вы все мне рассказываете и получаете возможность уехать.
Выбирайте, Сергей Леонидович.
Суриков молчал. Ему было очень страшно. Была бы рядом Софья,
она бы посоветовала, что делать. Она умная, она быстро разобралась бы, что тут
к чему. А он не может. Не тянет он.
– Ну хорошо, – вздохнула следователь, – придется мне
сказать вам еще одну вещь. Раз вы не понимаете слов, придется оперировать
фактами. Вы помните своего первого следователя, Романа Сергеевича Панкратова?
– Помню.
– Тогда читайте.
Она протянула ему газету и ткнула пальцем в большую
фотографию, обведенную траурной рамкой. «Тяжелая утрата… Трагически погиб…
Товарищи и коллеги…» Господи, что же это?
– Панкратов знал, какие материалы были в деле с самого
начала и какие вы давали показания. Этого оказалось достаточным, чтобы его
насмерть сбила машина. А ведь вы знаете больше, Суриков. Вы знаете, кто из
наших сотрудников к этому причастен. И либо вы мне скажете, кто это был, либо
вас ждет такая же судьба. Ну как? Скажете?
Все. Он больше не может сопротивляться ее напору. Скажет –
могут убить. И не скажет – тоже могут. Выбирать не из чего. Но если она и
вправду даст ему возможность слинять из Питера, то можно еще спастись.
– Я не знаю, как его зовут.
– Опишите внешность как можно подробнее. Рост, фигура,
волосы, лицо, манера держаться и говорить, манера сидеть. Все, что помните.
* * *
Татьяна быстро поняла, о ком идет речь. Несмотря на
интеллектуальную неразвитость, глаз у Сурикова был острым и наблюдательным.
Описание его было точным и красочным. Какая же гадость ее работа! Вранье,
сплошное вранье, подтасовки, прижимание в угол растерянных, испуганных людей.
Кто сказал, что работа следователя – благородная? Чушь это. Так может сказать
только тот, кто никогда в жизни на следствии не работал.
Имеет ли она право делать то, что делает? Она собирается
скрыть от следствия некоторые факты и обстоятельства, свидетельствующие о том,
что Сергей Суриков собирался совершить убийство. На этот счет, между прочим,
статья в Уголовном кодексе имеется, в разделе «Должностные преступления». Но
что же ей делать, если нет закона о защите свидетелей? Отдавать Сурикова на
растерзание этой банде? Сейчас только начнется их оперативная разработка, а
длиться она может несколько месяцев, пока их выявят, да пока факты соберут,
доказательства. Долгая песня. И все это время Суриков будет для них доступен.
Имеет ли она право приносить несчастного парня в жертву интересам правосудия?
Нет ответа. В учебниках он есть. А в жизни – нет.
– Все, Сергей Леонидович. Прочтите постановление о
вашем освобождении из-под стражи и распишитесь. Вас проводят в камеру, соберете
свои вещи и можете быть свободны.
Суриков подписал, не читая. Татьяна нажала кнопку, вызывая
конвой. У самой двери Сергей внезапно остановился.
– Где Софью похоронили?
– Хотите к ней пойти?
– Хочу. Я вам не верю. Она не могла. Это все внук ее…
Она не могла так со мной поступить.
Татьяна с тоской смотрела на закрывающуюся за ним дверь.
Любовь слепа. Даже если это любовь не мужская, а сыновняя.
* * *
Она быстро печатала на машинке полный текст постановления об
освобождении Сурикова от уголовной ответственности. Дело должно быть в идеальном
порядке, чтобы следователь, который будет работать с ним дальше, не помянул ее
недобрым словом. Материалы об убийстве Бахметьевой будут присоединены к делу об
убийстве супругов Шкарбуль. И в этих материалах не должно быть ничего, что
позволило бы обвинить Сурикова хоть в чем-то, кроме обыкновенной трусости.
Татьяна то и дело поглядывала на часы. С минуты на минуту
должна подъехать Ира, привезти пакет из аэропорта. Все, что вчера в нарушение
всех правил было изъято из дела и отправлено в Москву, будет возвращено на
место. И после этого можно идти к Исакову за своим личным делом, которое со
вчерашнего дня лежит в его сейфе.
Уехать. Скорее уехать отсюда. Сложить вещи, забрать Ирку и
уносить ноги, сделав вид, что никогда и слышать не слышала про преступную
группу, в которую входили сотрудники органов внутренних дел и которая совершала
преступления, связанные с приватизацией квартир. Уехать – и пропади все
пропадом.
* * *
Они купили четыре билета, чтобы ехать в купе без попутчиков.
Проводник, молодой веселый парень с несколько дебильным выражением лица, сразу
предупредил:
– Девушки, на ночь запирайтесь как следует, а лучше
спите по очереди. У нас в поездах грабят.
– Спасибо, порадовали, – фыркнула Ира, которая еще
сохранила способность шутить. Вероятно, потому, что не знала, от какой
опасности они бегут.
Несмотря на сжатые сроки, домовитая Ирочка сумела упаковать
неимоверное количество вещей, умело разложив их по большим дорожным сумкам.
Более того, она даже успела напечь своих знаменитых пирожков с капустой,
которые и извлекла на свет божий, как только проводник принес чай.
– Ирка, опять! – простонала Татьяна. – Я же тебя
просила!
– Ну в дорогу-то! – возмутилась Ира. – Святое дело. Не
хочешь – не ешь. Пусть Настя поест. И Стасову привезем, он их тоже любит.
Татьяна, конечно, не выдержала и два пирожка все-таки съела.
Они уже улеглись и погасили свет, но уснуть удалось только
Ире.
– Настя, – шепотом позвала Татьяна, – не спишь?
– Нет.
– Знаешь, у меня Бахметьева все из головы не идет.
Какой же невероятной силы была старуха, если внуку пришлось ее убить. Ты можешь
себе представить? Я все понять не могла, зачем он ее убил. Взял драгоценности
из родительского сейфа – и живи в полное свое удовольствие. Мало ли о чем он со
своей бабушкой договорился. Бабушка старенькая уже, да и далеко она, за
шестьсот километров. Можно с ней не делиться, она и не пикнет. Зачем он ее
убил? А сегодня во время разговора с Суриковым я поняла, почему он это сделал.
Внук знал, что не сможет ей противостоять. Знал, что не посмеет ослушаться.
Чувствовал, что она сильнее. Она и его сумела поработить. В точности как
несчастного Сурикова. Только Суриков ее преданно любил и хотел жить под ее
властью как можно дольше. А Виталий хотел из-под этой власти вырваться и
распоряжаться ценностями единолично.
