– Ты плачешь, Джейни? Почему? Ты же всегда была проституткой.
Он сунул мокрое белье в мешок для стирки, взял ключи. Он был почти у двери, когда вдруг щелкнул пальцами и повернулся к ней.
– Чуть не забыл. У меня для тебя сюрприз.
Он достал из кармана аудиокассету и вставил ее в плеер.
– Это я записал вчера ночью. Думаю, тебе покажется интересным.
Он нажал на клавишу «пуск», послал ей воздушный поцелуй, вышел и запер дверь снаружи.
После тридцати секунд молчания из колонок донесся звонок телефона. Он звонил достаточно долго, а потом Джейни услышала знакомый голос.
– Говорит Пэрис.
– Привет, Пэрис. Это Валентино. Так его зовут Валентино?
Это было ее первой мыслью, потому что она сразу же узнала его голос. Обычно он разговаривал иначе, но таким полушепотом он обращался к ней в постели. Она считала это забавным. Он понижал свой голос, почти шептал, словно обещал сделать что-то грязное. Что он обычно и делал.
Но теперь, когда она слышала этот голос в стереофоническом звучании, у нее по коже побежали холодные мурашки.
Джейни слушала, как он рассказывал Пэрис их историю. Она часто-часто дышала носом, словно зачарованная, смотрела на плеер. Сначала она слушала с тревогой, а потом с ужасом. Когда он рассказал Пэрис Гибсон, что собирается с ней сделать, она начала кричать, насколько ей позволяли заклеенные липкой лентой губы.
Но, разумеется, ее никто не слышал.
Тони Армстронг появилась в стоматологическом кабинете мужа почти перед самым концом рабочего дня. Один из его коллег-дантистов остановился, чтобы поболтать с ней. Он извинился, что все еще не пригласил их с Брэдли на ужин, хотя давно собирался это сделать. Они договорились о том, что скоро согласуют день.
Тони поняла, что пока Брэдли еще удается соблюдать внешние приличия. Она будет делать то же самое, пока сможет.
Когда она вошла в его приемную, секретарша явно удивилась ее приходу.
– Я оставила детей с няней и хочу пригласить мужа на незапланированный ужин в ресторане, – объяснила Тони.
– Мне жаль, миссис Армстронг, но доктор Армстронг ушел пару часов назад.
Она надеялась, что в глазах этой женщины ее тревога выглядела всего лишь как разочарование.
– Ну что ты будешь делать! Сюрприз не удался. Муж не сказал вам, куда он идет?
– Нет, но я уверена, что он взял с собой свой сотовый телефон.
– Я ему позвоню. Скажите, я не задержу вас, если поговорю из его кабинета?
– Нет, что вы! Мне еще надо заполнить карты перед уходом.
Так как Брэдли стал работать в клинике совсем недавно, ему отвели самый маленький кабинет. Тони приложила максимум усилий, чтобы сделать его уютным. Она подобрала одинаковые рамки для его дипломов и степеней, и они хорошо смотрелись на стене. На полках у письменного стола рядом с книгами по медицине стояли семейные фотографии. На столе все было в полном порядке.
Тони оставалось только надеяться, что все здесь на самом деле так невинно, как выглядит.
Присев у письменного стола, она начала поиски. Все ящики оказались запертыми, но она предполагала это и вооружилась заранее. Согнутая под нужным углом шпилька отлично заменила ей ключи.
Она на самом деле пригласила на вечер няню, это было правдой. Она привела в порядок ногти, сделала прическу и оделась специально, чтобы удивить Брэдли и предложить ему поужинать в городе. Ей хотелось помириться с ним после утреннего разговора.
Весь день Тони думала об их ссоре. Брэдли ушел из дома ужасно разозленный. Она была не только сердита, но и опечалена. Уборка дома, готовка и множество других домашних забот занимали все ее время. Но она не могла не думать об их утреннем разговоре и о возможности, пусть и минимальной, что Брэдли говорил правду.
Ну вдруг Брэдли действительно был на семинаре, а потом засиделся в баре с новыми знакомыми?
Возможно, Тони искала неприятности на пустом месте. Если муж не обманывал ее, то каково ему было объясняться с ней, зная заранее, что она ему не поверит и предположит худшее.
Существовала ничтожная вероятность того, что он все-таки был на семинаре, а потом пошел выпить пива. Чтобы не разрушать семью, она должна была верить в лучшее.
Поэтому после обеда Тони решила сделать приятный сюрприз, протянув своего рода оливковую ветвь. Она заказала столик в итальянском ресторане, где Брэдли хотел побывать. Они бы провели вечер вдвоем, вдали от дома и от детей, выпили бы бутылочку вина, а дома занялись бы любовью. Тони надеялась заслужить прощение мужа и оставить неприятный эпизод в прошлом.
Но его не оказалось на рабочем месте. Он ушел без объяснений и не сказал, куда направляется. Все повторялось снова. Это было знакомое поведение, понятный сигнал, и происходящее оправдывало обыск в столе мужа.
Спустя несколько минут ее опасения полностью подтвердились. В самом нижнем ящике под бумагами она нашла стопку порнографических снимков. Среди них были и расплывчатые, и очень четкие, некоторые из наиболее непристойных фотографий были явно сделаны фотографом-любителем.
Брэдли снова поддался своей пагубной страсти. Как и все рабы привычки, в периоды обострения он мог совершить необдуманный поступок, как, например, показать эти снимки коллеге или оскорбить действием несовершеннолетнюю пациентку.
И одному господу известно, что еще он мог вытворить.
12
Когда Дин вошел в холл, первое, что он увидел, – мокрые плавки сына на полу. Гэвин полулежал на диване в гостиной и щелкал клавишами пульта дистанционного управления, переключаясь с одного телевизионного канала на другой. Вокруг бедер у него было обмотано полотенце, волосы были еще влажными.
– Привет, Гэвин.
– Привет.
– Ты плавал в бассейне?
Не отрывая глаз от экрана, сын ответил:
– Нет, мне просто нравится сидеть в полотенце.
– Когда понесешь мокрое полотенце в сушилку, подними плавки с пола.
Гэвин пробежался еще по нескольким каналам. Дин снова обратился к нему:
– Прими душ, а потом мы поедем ужинать.
– Я не голоден.
– Прими душ, а потом мы поедем ужинать, – повторил Дин чуть громче.
– А если я этого не сделаю, то ты снова меня ударишь, так?
Дин бросил на сына выразительный взгляд, давая понять, что его терпение на исходе. Гэвин выключил телевизор, бросил пульт на диван и вышел из комнаты. На полдороге он сдернул с себя полотенце, продемонстрировав отцу голую задницу. И Дин мысленно выставил ему высокую оценку за изобретательность и многозначительность жеста.
