«Мис» Херберт становилось все хуже. Как-то раз доктор Кэмпбелл снова решил, что уж этой ночью она точно до утра не дотянет. Доктор Кэмпбелл сказал, что вернется, чтобы помочь Меланкте ухаживать за ней, и сделать все, что нужно, для того, чтобы смерть у «мис» Херберт была легкая. Доктор Кэмпбелл вернулся поздно вечером, после того, как обошел всех прочих своих пациентов, потом он устроил «мис» Херберт поудобнее, а потом вышел на лестницу и сел на ступеньках чуть выше того места, где сидела с лампой Меланкта, и вид у нее был совсем усталый. Доктор Кэмпбелл тоже очень устал, и какое-то время они сидели молча.
— У вас сегодня ужасно усталый вид, доктор Кэмпбелл, — сказала, наконец, Меланкта, голосом очень тихим и очень мягким. — Может быть, вам лучше пойти, лечь и поспать? Вы слишком много сил тратите на заботу о других людях, доктор Кэмпбелл. Мне очень приятно, что вы согласились остаться тут у нас сегодня ночью, но все-таки мне кажется, что это не совсем правильно, когда вы не спите ночами, при том что у вас столько забот о других людях. Очень мило было с вашей стороны, что вы сегодня вечером к нам вернулись, доктор Кэмпбелл, но, честное слово, я сегодня справлюсь и без вас. Если что, соседка поможет, вы не сомневайтесь. Идите-ка вы лучше домой и выспитесь как следует, слышите, доктор Кэмпбелл? Я же говорю: вид у вас такой, что сразу ясно, что вам это никак не повредит.
Джефферсон немного помолчал, и все это время смотрел он на Меланкту очень пристально и нежно.
— Вот уж никак не думал, мисс Меланкта, что вы такая предупредительная и так искренне станете обо мне заботиться.
— Доктор Кэмпбелл, — сказала Меланкта, тоном еще более мягким. — Я тоже никогда не думала, что вам понравится, что я о вас забочусь. Я тоже никогда не думала, что вы дадите себе труд обращать внимание на мою предупредительность и вообще.
Они еще долго сидели так вдвоем, оба очень усталые, очень тихие и с чувством заботы друг о друге. Потом наконец Меланкта, голосом очень тихим и ровным, начала говорить с Джефферсоном Кэмпбеллом.
— Вы действительно очень хороший человек, доктор Кэмпбелл, и с каждым днем я это чувствую все сильней и сильней. Доктор Кэмпбелл, в чем я уверена, так это в том, что мне всегда хотелось дружить с таким человеком, как вы: теперь я это знаю наверняка, потому что узнала вас немного ближе. В чем я еще уверена, доктор Кэмпбелл, так это в том, что вы не станете делать таких вещей, которые делают другие мужчины, мерзких вещей, доктор Кэмпбелл. Скажите мне начистоту, доктор Кэмпбелл, как вы относитесь к тому, чтобы мы с вами стали друзьями? В чем я уверена, доктор Кэмпбелл, так это что человек вы хороший, и если скажете, что вы мой друг, то никогда от этих своих слов не откажетесь, не то что все прочие, которые только и знают, что водить за нос бедных девушек, которым они имели несчастье понравиться.
— Н-да, мисс Меланкта, — медленно проговорил доктор Кэмпбелл, — н-да, видите ли, я не могу вам прямо так сразу взять и ответить на ваш вопрос. Оно конечно, мисс Меланкта, можете не сомневаться, я буду очень даже рад, если постепенно само собой так сложится, что мы с вами станем друзьями, но видите ли, мисс Меланкта, я человек очень тихий, и голова у меня работает медленно, вот такой я человек, хотя иногда и говорю быстро, и кому угодно ответить в две секунды про что угодно, это я тоже могу, но когда все вот так серьезно и нужно отвечать за свои слова, я таких вещей не умею говорить прямо нате вам здрасьте, пока я как следует не присмотрюсь к вам поближе, мисс Меланкта, и не буду окончательно во всем уверен, и как я к вам отношусь, и как оно с моей точки зрения будет лучше, в том числе и для вас. Вы же сами понимаете, что я имею в виду, мисс Меланкта.
— Это, конечно, здорово, что вы так честно об этом со мной говорите, доктор Кэмпбелл, — сказала Меланкта.
— Ну, я всегда говорю честно, мисс Меланкта. Мне честным быть особого труда не составляет, мисс Меланкта. Тут и нужно-то всего, что говорить все время только то, что прямо сейчас же и думаешь, только и всего. А настоящей причины не говорить кому бы то ни было того, что я прямо сейчас о них думаю, у меня обычно просто не бывает.
Они еще немного посидели вместе, очень тихо.
— Вот какая мысль меня занимает, мисс Меланкта, — начал, наконец, Джефф Кэмпбелл. — А занимает меня вот какая мысль. Можем ли мы с вами знать наверняка, вы и я, то что каждый из нас при этом думает? Такая меня занимает мысль, мисс Меланкта, знаем ли мы вообще, что другой думает, когда он все это говорит?
— Ну, раз вы так говорите, Джефф Кэмпбелл, вы, значит, точно считаете, что я человек дурной, — тут же вспыхнула Меланкта.
— Да нет же, мисс Меланкта, нет конечно, ничего подобного я даже и в голове не держал, и даже мысли у меня не было этакое сказать. Вы же сами знаете не хуже моего, мисс Меланкта, что всякий раз, как я вас вижу, я все лучше думаю о вас, и мне теперь очень даже нравится разговаривать с вами, мисс Меланкта, и я совершенно уверен в том, что нам обоим очень даже нравится, когда мы с вами вместе, и всякий раз все сильней и сильней, и вообще вы к людям со всей душой, я же вижу. Дело только в том, что я на самом деле соображаю в таких делах очень медленно, мисс Меланкта, хотя с другими людьми говорить могу очень даже быстро, и не хотелось бы мне говорить вам вещей, в которых я не был бы до самого конца уверен, а я не то чтобы до самого конца был уверен в том, что я точно знаю, что вы имеете в виду когда такие вещи мне говорите. И, видите ли, мисс Меланкта, только из-за этого я вам и сказал то, что я вам только что сказал, когда вы меня об этом спросили.
— Спасибо вам еще раз, большое спасибо, за откровенность, доктор Кэмпбелл, — сказала Меланкта. — А теперь я, пожалуй, пойду. Пожалуй, пойду я в другую комнату и отдохну немного. А вы оставайтесь здесь, и если меня тут рядом с вами не будет, то может быть и у вас получится уснуть и отдохнуть хотя бы немного. Доброй вам ночи, доктор Кэмпбелл, я вас потом позову, если что, доктор Кэмпбелл, отдыхайте на здоровье, доктор Кэмпбелл.
Доктор Кэмпбелл, когда Меланкта ушла, остался сидеть на лестнице, и сидел он тихо-тихо, и думал. Он все никак не мог до конца разобраться в том, что Меланкта имела в виду, когда все это ему говорила. Он никак не мог до конца разобраться в том, насколько хорошо он в конечном счете знает Меланкту Херберт. Он думал, а может не стоит ему больше так подолгу оставаться с ней вдвоем. Потом он начал думать о том, что ему теперь с ней делать. Джефферсон Кэмпбелл был такой человек, что ему вообще все люди нравились, и многим людям тоже очень нравилось, когда он с ними рядом. Женщинам он тоже нравился, им нравилось, что он такой сильный, и славный, и всегда с пониманием, и безо всяких там глупостей, и очень надежный, и при этом интеллигентный. Иногда их к нему тянуло так, что не заметить этого было уже никак нельзя. Если на женщину такое находило, доктор Кэмпбелл очень быстро начинал от нее уставать. Иногда он с такими женщинами как будто играл, но еще ни разу ни к одной из них у него не возникало по-настоящему сильного чувства. И вот теперь с Меланктой Херберт все складывалось совсем по-другому. Джефферсон вовсе не был уверен в том, что в данном случае сам знает, чего ему хочется. Он вовсе не был уверен в том, что знает, чего хочет Меланкта. Он знал, что если для Меланкты это всего лишь навсего игра, то он в такие игры не играет. Но тут он вспомнил, как она ему говорила, и не один раз, что он просто не знает, что это значит, испытывать по-настоящему сильное чувство. Он вспомнил, как она ему сказала, что он просто боится дать себе волю чувствовать по-настоящему сильно, и еще, и это было всего обиднее, что он не понимает других людей. Джефферсона этот вопрос всегда волновал просто до самой глубины души, ему всегда хотелось понять других людей, по-настоящему понять. Ах, если бы только Джефферсон знал наверняка, что именно имела в виду Меланкта, когда ему все это говорила. Джефферсону всегда казалось, что в женщинах он что-нибудь, да понимает. А теперь получалось, что ничего он в них не понимает. В Меланкте он вообще ничего не понял, что у нее к чему. И непонятно было, как теперь правильнее всего с его стороны будет поступить. Он подумал, а что если это все между ними просто такая легкая игра? Если это игра, то ему такие игры ни к чему совершенно, но если все дело в том, что он просто ничего не понял, и если с Меланктой Херберт он сможет научиться по-настоящему понимать, что к чему, то в этом случае трусом ему быть никак не хотелось, уж в чем, в чем, а в этом он был совершенно уверен. Он все думал и думал, но так и не мог разобраться, чего же он в конечном счете хочет. Потом он решил просто перестать думать, и все. У него появилось такое чувство, что наверняка Меланкта просто с ним играет, и все дела.
