Чарли с довольной улыбкой оглядел свою аудиторию. Роджер Белл удивленно качал головой, будто говоря: «Вот это да! Потрясающе!» Тренер Макнаттер улыбался и кивал, но не Чарли, а Фарику, словно надеясь, что его большая голова передаст бритой башке воспитанника некий психокинетический импульс и Фарик тоже улыбнется и кивнет. А Фарик… что ж, по крайней мере, теперь он смотрел на Чарли. Правда, без улыбок и кивков, да и вообще без всякого интереса к этому эпизоду спортивных баталий родного Теха. Взгляд его выражал нечто среднее между недоверием и скепсисом, но и то хорошо — по крайней мере, удалось обратить на себя его внимание. Довольный Чарли обратился к нему:
— Фарик, я слышал, ты в прошлом году прорвался на семьдесят, — «семьсят», — ярдов в игре против «Медянок» и раскидал шестерых защитников?
Фэнон пару раз кивнул, поджав губы, словно говоря: «Ну да, было такое, и что?» Потом еще ниже съехал на кушетке, вытянув длинные расставленные ноги, и сказал Чарли:
— Их там в «Медянках», это, не учат как следует блокировать. — И пожал плечами, повернувшись к Макнаттеру за поддержкой. Тот энергично закивал. Слава богу, его доморощенная звезда разродилась хоть парой слов в адрес парня «Шестьдесят минут». Фарик опять перевел взгляд на Чарли.
— Слышьте, а против кого вы играли? — теперь уже с вызовом.
— Когда?
— Ну, в той игре, с перехватом у разыгрывающего.
— Против Джорджии, — сказал Чарли, — Университета Джорджии.
— Не, а кто там был? — не отставал Фарик.
— В смысле?
— На поле. Кто за них играл?
— Кто за них играл? — Краем глаза Чарли видел Белла и Макнаттера. Лица у обоих вытянулись от беспокойства.
— Угу. Кто?
— Э-э-э, черт… кое-кого я помню… Смайли, Руди Брайер… на том крыле был такой Гудикунц, кажется…
— И, это, какие они все были? — спросил Фарик.
— В смысле?
— Ну, сколько там было афроамериканцев?
Роджер обмяк на стуле и закрыл глаза. С этим сократовским диалогом всё ясно. Ну почему, почему он, Роджер Белый, так сглупил! Зачем рассказал Фарику, что все достижения игроков Юго-восточной лиги того времени немногого стоят, потому что черные спортсмены не допускались к соревнованиям из-за расовой дискриминации? Зачем растолковывал мальчику, что все записи в книгах того времени необходимо снабдить сносками-звездочками и примечаниями: «Черным спортсменам (или афроамериканцам — Фарик уже успел подцепить новомодный термин) доступ в спортивные школы Юго-восточной лиги закрыт». Зачем объяснял Фарику, что такие, как Чарли Крокер, в современных сборных скорее всего были бы посредственностью? Нет, Роджер знал, зачем, хорошо знал… Он изо всех сил старался завоевать доверие Фарика, чтобы тот видел в нем своего, черного, чтобы эгоцентричный молодой талант с брильянтами в ушах перестал считать его очередным офисным дармоедом… Но ведь Роджеру и не снилось, что у мальчика хватит глупости использовать его слова против Крокера! Он сто раз объяснял Фарику — Крокер на его стороне, он тоже когда-то был спортивной звездой, хоть и ни разу не соревновался с черными, и он понимает, как люди завистливы, как они бывают несправедливы к молодым успешным спортсменам вроде Фарика. Роджер сделал все, что мог, разве что сценарий разговора ему не написал! Разжевал тщательнее некуда — Крокер пожилой человек, в чем-то старомодный, шишка в белых кругах, но именно этим он им и полезен! А от него, Фарика, требуется только вести себя вежливо и быть хотя бы немного внимательным к старику! Даже восторгаться необязательно! Просто нормально себя вести! И нате — мальчик швыряет гостю в лицо все, что должно оставаться за кадром, а сам «кадр» шлет куда подальше, хотя это его единственный шанс выбраться чистым из той грязи, в которую он вляпался.
«Сколько там было афроамериканцев?» Вопрос застал Чарли врасплох. Секунду он без всякого выражения смотрел на Фэнона. Потом повернулся к Макнаттеру, который выпучил глаза и скривил рот, словно говоря: «Я не виноват! Не могу же я всё предусмотреть!» Юрисконсульт Белл закрыл глаза и откинулся на спинку стула. «Черт! Я попал!» — читалось у него на лице. И Чарли сказал как мог ровно и спокойно:
— Ни одного.
— Значит, на всех турнирных таблицах надо поставить типа звездочки и внизу написать эти… примечания про афроамериканских спортсменов, что они, это, не допускались.
«О господи, — подумал Роджер, — даже про звездочки не забыл! Всё вывалил Крокеру в лицо, все звездочки и примечания!» Замешательство Чарли постепенно сменялось гневом.
— Слушай, друг мой, вот что я тебе скажу, — («дру-уг мой, во шо я те скжу»). — Я тогда был таким же парнем, как ты. Не я делал историю Юга, не я заправлял Технологическим или Университетом Джорджии. Я играл против пацанов, которых ставили на другую сторону площадки. Но знаешь что? Точно так же я играл бы против любого козла, который попал бы в команду противников. Я был двадцатилетним пацаном, и мне было плевать. Я уделал бы любую задницу, которую поставили бы против меня. А потом я поехал воевать во Вьетнам.
Роджер вжался в спинку стула и приготовился к ответному выступлению своего непредсказуемого клиента, которого только что обозвали, пусть и косвенно, козлом и задницей. Однако застывший Фарик только смотрел на Крокера, приоткрыв рот. Будто ему в лицо ударил мощный порыв ветра. Теперь Роджер испугался, что Крокер встанет и «уделает» Фарика. И юрисконсульт поспешил вставить:
Да, я тоже ему об этом рассказывал!
— О чем? — спросил разозленный Крокер.
— О том, сколько у вас военных наград, — пояснил Роджер Белый.
— При чем тут награды, на кой те они? — Чем сильнее Крокер раздражался, тем больше его речь превращалась в говор бейкерского паренька. Он бросил укоризненный взгляд на Фарика. — Ты када-нить был на войне? Был на глине окня?
— Чего? «На глине окна»? — переспросил Фарик. «На линии огня», — догадался Роджер.
— На линии огня, — торопливо объяснил он Фарику. — В бою, на передовой.
— Не, — сказала знаменитость хмуро, но хотя бы без раздражения. — Я не был на войне, а если б типа велели поехать, послал бы всех, как Мухаммед Али
[38]
. Он сказал, люди там это, воюют во имя дьявола.
— Да-а уж, — кипятился Крокер, — твой Мухаммед Али на передовой первым бы полные портки набуздырил!
Роджер снова закрыл глаза. Комментировать это своему клиенту он не собирался. Ситуация все равно катилась под откос.
— Спра-тивная борьба и футбол, если на то пошло, эт те простецкие брюки по сра-нению с мясорубкой на глине окна.
Роджер не сразу понял, что «простецкие брюки» значит «просто детские бирюльки». Мысленно он взмолился, чтобы Фарик никогда не догадался об этом, и зажмурился еще крепче.
