«Господи, забери меня! Забери сегодня же ночью! Лечь спать и не проснуться… все будет кончено… Черт, не проснуться? Это каким же образом, интересно? У меня ведь бессонница, я и забыл, когда в последний раз спал! Как Господь заберет меня? Может, устроит сердечный приступ?» На сердечный приступ Чарли вполне вероятный кандидат. Набрал лишний вес, диета и упражнения ему всегда были отвратительны, и потом, у него такой тип… черт, тип чего?.. такой тип конституции. Однако если просто лечь в кровать и ждать, пока Господь позовет тебя через реку Иордан, ожидание может затянуться. А если сердечный приступ спровоцировать? Если побежать, рвануть в спринт, как на тренировках в Технологическом, сердце не выдержит… но не выдержит и колено. Ну да… только представить… Вот он бежит как сумасшедший, чтобы покончить с собой… но самоубийство приходится прервать — колено болит! Это напоминало историю, которую Чарли где-то читал: человек решил распрощаться с жизнью — уплыть далеко в море, плыть и плыть, пока силы не оставят его и он не утонет. Самоубийца бросился в воду и поплыл, но в пятнадцати ярдах от берега угодил в стаю медуз, не выдержал их крапивного жжения и повернул обратно. Что ж, море тоже вариант… И тут Чарли впервые понял, как умер Роберт Максвелл, миллионер, чье тело нашли рядом с собственной яхтой. Причину смерти никто не мог объяснить, но Чарли теперь… знал, как это случилось. Максвеллу грозили банкротство, унижение и, по всей видимости, тюрьма. Однажды ночью он перебрался через борт яхты и повис, держась за край. Висел сколько мог, цеплялся изо всех сил. Висел, пока его огромная масса, почти триста фунтов, не начала рвать мускулы плеч и спины. Тогда Максвелл сорвался, набрал в легкие океанской воды и утонул. Из-за разорванных мускулов казалось, что он соскользнул с яхты случайно и отчаянно боролся за жизнь. Так он лишил поганцев удовольствия от мысли, что Роберт Максвелл добровольно расстался с жизнью. Но у него, Чарли, яхты нет. Может, ружье? С ружьем он умеет обращаться, из него можно выстрелить с близкого расстояния… Фонтейн Перри! Фонтейн Перри был владельцем большой плантации под Томасвилем. Однажды он охотился на индейку. Подбил одну, в крыло попал, птица бросилась в низкий кустарник и стала водить его там за собой — на такое только индейки способны. Фонтейн бежал за индейкой по склону холма, споткнулся, ружье зацепилось за ветку, вырвалось из рук и развернулось так, что Фонтейн упал прямо на дуло и оно выстрелило ему в живот. С крупной дробью в кишках недолго протянешь, и подстроить такое легко… Но, господи, как Фонтейн мучился! Три дня метался в агонии! А вдруг каким-то «чудом» ты не умрешь — живи потом калекой с мешком дерьма на животе вдобавок к прежним своим проблемам… Ведь ни один шакал не отстанет, все равно будут кружить вокруг тебя… Нет, должен быть какой-то способ… чтобы так, как Максвелл… «О чем я думаю?!»
Почему просто не пальнуть себе в рот, и дело с концом? Тогда он опять возвращается к тому, с чего начал. Негодяи будут глумиться… и кому выпадет сюрприз наткнуться на его тело с взорвавшейся, как дыня, головой, на брызги мозгов по обоям?
Значит, остается только одно. Трудно будет потом смотреть в глаза Инману — да и кому бы то ни было, — но ничего, переживут, забудут. Он, Чарли, назовет это «спасением города в критический момент». Может быть, сначала позвонить Инману, объяснить ему всё, и он поймет?.. Ага, расскажи еще кому-нибудь! Нет, это единственная надежда, и, возможно, в долгосрочной перспективе его поступок действительно принесет Атланте пользу… Хватит себя обманывать! Чарли повернулся к столику с телефоном, взял справочник в переплете из темно-красной кожи, который Рональд заказал где-то в Нью-Йорке, в «Энтониз» или еще где… «Ринджер Флизом энд Тик»… «Ринджер Флизом энд Тик»… вот. Ну что ж, приступай… Господи, Чарли и сам не знал, на что больше надеется — на то, что этот черный сукин сын в английском костюме еще сидит на рабочем месте, или наоборот… Чарли снял трубку и набрал номер.
Конрад Хенсли в этот момент тоже решил позвонить. Добравшись до торгового центра Бьюфорд-Хайвей на Азиатской площади, он зашел в «Камбоджийский банк» и обменял десять долларов из оставшейся у него наличности на столбики монет по двадцать пять центов. Который теперь час в Калифорнии? Где-то половина четвертого. Время подходящее. Конрад зашел в телефонную будку рядом с «Музыкальным магазином Кьен Нгаи», набрал номер и стал бросать монетки по команде оператора. Третий гудок, четвертый, пятый. Черт! Неужели проснулся и куда-то ушел? Шестой гудок — и тут трубку сняли.
— Ал-ло, — даже «алло» этот махровый оклендец произносит с запинкой, разделяя слоги, мелькнуло у Конрада в голове, но он сказал только:
— Кенни?
— Да.
— Это Конрад.
Пауза.
— Черт бы меня побрал! Гони, не спи! Где ты?.. Не, не говори, и знать не хочу! На прошлой неделе сюда подвалила пара галстучников, все допытывались про тебя.
— Каких галстучников?
— ФБР.
Горячая волна тревоги прокатилась по нервам, ударила в солнечное сплетение.
— Точно ФБР? — спросил Конрад внезапно осипшим голосом.
— Сами сказали. Да кто будет косить под них?
— Куда они пришли?
— Сюда. Ко мне домой.
— И что им было надо?
— Спрашивали, не знаю ли я, где ты сейчас. Так что ни в коем случае не говори.
— Почему они решили, что ты как-то связан со мной?
— Не знаю. Может, кто-нить со склада навел. Или из твоих знакомых.
— И что ты им сказал?
— Только правду. Сказал, мы не виделись с той ночной смены, когда тебя уволили. Говорю, знать не знал, что он попал в тюрьму, пока не посмотрел по ящику репортаж о землетрясении.
Это «только правду» насторожило Конрада.
— Думаешь, твой телефон прослушивают?
— Вряд ли. Будут они, на фиг, париться из-за такой мелочи — хотя ты единственный, кого в Санта-Рите еще недосчитались. Но всё может быть. Так что следи за метлой, не болтай.
— Кенни, я меньше всего хочу тебя подставлять.
— Забей. Гони, не спи, братишка! Рано или поздно эти лысые суки в костюмах меня тоже поимеют.
— И все-таки я не хочу, чтобы это случилось из-за меня.
— Забей, братишка. Нельзя же всю свою гребаную жизнь перед ними расстилаться.
— А по телевизору часто говорили о… — Конрад хотел сказать «обо мне», но передумал, — обо всем этом?
Кенни расхохотался.
— Да, приятель, дней шесть или семь ты был знаменитостью, можешь мне поверить! Да-а-а, старичок! Ни за что б не подумал, что ты такое исчадие ада. Оказывается, ты попал в Санта-Риту за «физическое насилие при отягчающих обстоятельствах» — избил служащего на ремонтной стоянке и довел его до инфаркта, от которого бедняга чуть не умер. И снимок показали — это ты-то, наш нудный старичок, единственный во всей Морозилке Самоубийц такой правильный, что ворочал восьмидесятифунтовые ледяные глыбы и при этом еще умудрялся думать о жене и детях. Я ржал как обкуренный.
