Только в одном она ошиблась. Его действительно узнают, черт возьми!
ГЛАВА 27. Ширма
Чарли почему-то представлял себе операционную в виде большого белого амфитеатра, где все ослепительно блестит, — внизу овальная площадка, белые стены футов шесть-семь высотой, а над ними театральные кресла с высокими спинками, в которых сидят доктора в белых халатах и наблюдают за ходом важной операции, или «процедуры», как выражался Эммо Тудри. На самом деле операционная оказалась похожа на тот небольшой закуток, который есть в каждом офисе, — небольшое помещение с ксероксами, машинами для резки бумаг и прочей офисной техникой. Чарли это напомнило ту комнату в «ГранПланнерсБанке», где проходила первая проработка, но никаких неприятных чувств воспоминание не вызвало. Весь этот кошмар сейчас был словно… отгорожен от него… стеной, плотиной… неважно.
Чарли вообще почти ничего не видел. Он лежал на каком-то узком, жестком столе, а над грудью у него поставили ширму в ярд высотой, чтобы не было видно манипуляций с коленом. Ниже пояса он ничего не чувствовал. Сделали эпидуральную анестезию. Чарли понятия не имел, что значит «эпидуральная», но не все ли равно… Вокруг множество трубок, какие-то торчат из него, какие-то в него вонзаются… Рот и нос накрывает кислородная маска.
Ж-ж-ж-и-и-и-и-и-и-и, — раздался тонкий жалобный визг, будто включили дисковые пилы на целлюлозном заводе, где работал отец, и позвоночник затрясся от вибрации. Эммо — скорее всего, Эммо — обрабатывал концы его бедренной и большой берцовой костей, там, где они соприкасались в колене. Надо было избавиться от «остеоартрозной массы», как Эммо с видимым удовольствием называл эту дрянь, но Чарли уже не раздражали интонации молодого врача. Потом в кости должны были вставить новые наконечники из кобальт-хром-титана… или титан-хром-кобальта?.. какая разница… сделают новый сустав, проложат… как там его… полимером с высоким молекулярным содержанием… или весом… сейчас уже не вспомнить, ну и ладно. Какой-то пластмассой, заменяющей хрящи и прослойку между костями… Ж-ж-ж-и-и-и-и-и-и-и… Там, внизу, что-то пилили в ноге, но Чарли было даже приятно, когда от вибрации мелко сотрясался позвоночник.
Он слышал голоса врачей за ширмой. Эммо то и дело громко спрашивай: «Как он?», и сестра отвечала откуда-то сзади: «Все замечательно».
Потом из-за ширмы вышел сам Эммо. На голове у него был какой-то металлический каркас, обтянутый бледно-зеленой пленкой с прозрачным окошком. Сквозь него просматривалась лицо хирурга.
— Чарли, все идет хорошо, — странный шлем слегка приглушал голос. — Как мы себя чувствуем?
Чарли терпеть не мог покровительственного медицинского «мы», но сейчас разве до того? Эммо был похож на космонавта.
— Эм-мо, — Чарли понимал, что речь у него замедлена, — вы похожи… на…
— На космонавта?
Обидно было вот так узнать, что его замечание уже сто раз высказано, но секунду спустя это уже не задевало Чарли.
— Да-а, — сказал он.
Эммо повернулся к нему спиной, и Чарли увидел спускающиеся с плеч врача резиновые трубки, ребристые, как меха аккордеона.
— У нас специальная подача воздуха, как у настоящих космонавтов. Воздух очищенный. Таким образом исключается риск занесения в рану возбудителей инфекции. Так как мы себя чувствуем?
— Хорошо! — сказал Чарли. — Гораздо лучше, чем сегодня утром. — Он заглянул в лицо хирургонавта под шлемом, ожидая похвалы за бодрость и стойкость во время такой серьезной операции.
— Сейчас мы будем ставить на место новые части вашего организма, новый сустав, — сообщил Эммо из-под маски. — Вы услышите удары молотка, но не волнуйтесь, ничего страшного. Все пройдет абсолютно безболезненно.
И опять исчез за ширмой.
Чарли отметил тот факт, что он действительно чувствовал себя… хорошо. Он лежал распластанный на столе, повсюду торчали трубки — на сгибе локтя, у кончика пальца, в позвоночнике, в уретре, у лица с кислородной маской… нижней половины тела будто вовсе не существовало… но он чувствовал себя хорошо. Как хотелось продлить это состояние и дальше… да что там дальше, как можно дольше, до бесконечности! Ширма над грудью — именно то, что ему было нужно от этой операции. Он был скрыт от мира, мир был скрыт от него, и время остановилось. Как удивился Эммо, когда Чарли позвонил ему и сказал, что хочет оперироваться… прямо сейчас! Немедленно! Как можно скорее! Операция отрежет его от этого мира на… хотя бы на несколько недель… Не будет никаких дел, никаких обязательств, никаких дилемм… он просто не сможет чем-то заниматься… и никто ничего не потребует… не будет никакого Инмана… никакого Зейла… Операция — вполне уважительная причина для отступления с поля боя. «Я тут ни при чем! От меня ничего не зависит!» А если «возбудители инфекции» все-таки попадут в рану, если воспалится костный мозг, — что может случиться при самом худшем раскладе? Господь смилуется и заберет его…
Раздались удары молотка, и Чарли почувствовал их. Глухие безболезненные толчки отдавались в позвоночнике, даже в затылке. Били металлом по металлу, по чему-то более крупному, чем шляпка гвоздя. Эммо вставлял металлические наконечники в живые кости, бедренную и большую берцовую. Похоже на стройку… эти «жжж-иииии» электрических пил, «бинг-бинг-бинг-бинг» молотка… как на стройплощадке, а уж он, Чарли Крокер, кое-что знает о стройплощадках. Он сделал свое правое колено стройплощадкой, заключил на него контракт… но продолжить сравнение оказалось не под силу. Голова разболелась, и потом, какой толк от всех этих умствований?
В послеоперационной палате Серена и Уолли смотрели на него сверху вниз… вот она, спокойная новая жизнь в горизонтальном положении. Чарли лежал на узкой каталке с поручнями по бокам. Правое колено возвышалось под простынями высоким холмом. Ниже пояса он до сих пор ничего не чувствовал.
— Ты все время был в сознании, пап? Не спал? — спросил Уолли.
— Да-аа, — сказал Чарли. — Я ничего… не чувствовал, но слышал… как пилят… стук молотка… настоящая стройплощадка. — Он улыбнулся. Хотел показать себя парнем что надо. — Очень интересно.
— Ты знаешь, сколько длилась операция? — спросила Серена.
— Не-е-е, я, кажется… перестал следить за временем.
— Чуть больше трех часов, — сказала Серена. — Эммо говорит, все прошло очень хорошо.
Серена легонько гладила мужа по руке, той самой, куда была воткнута игла капельницы. Чарли до сих пор чувствовал себя виноватым, когда Серена оказывала ему какие-то знаки внимания при Уолли, но решил, что сейчас такая малость не в счет. Из-под короны пышных черных волос ее синие глаза смотрели с такой нежностью, какой он давно в них не видел.
— Ты волновался, пап?
Уолли действительно это интересно, или он просто поддерживает разговор? Чарли вдруг понял — он не знает своего сына настолько, чтобы чувствовать такие вещи, и никогда уже не узнает. Ну так что ж… Мы делаем лишь то, что в наших силах, сколь бы ничтожным это ни было.
