Чарли вздохнул и обвел взглядом ротонду… журналистов на стульях прямо перед ним… телекамеры, расположившиеся толстым полумесяцем за их спинами… серый мраморный фонтан в середине зала, тонны серого мрамора стен… людей, сидящих, поджав ноги, на ступеньках по обеим сторонам подиума… А в первом ряду стульев — Серена. Она откинулась на спинку и смотрела на мужа с таким же ужасом и осуждением, как в Терпмтине, когда он с Билли Басом и остальными прохаживался насчет балов в пользу больных СПИДом и венерическими болезнями — «Выпьем рюмку коньяка за дорогого сифака!» Через два стула от нее Роджер Белл силился испепелить его взглядом… но Чарли никогда еще не чувствовал себя таким неуязвимым для всякой критики. Таким свободным от всяких ограничений. Он снова чувствовал себя здоровым и бодрым, словно мог запросто пробежаться по этим ступенькам.
Конрад видел — Чарли вот-вот доставит послание. Он смотрел на старика, и в груди его разливался восторг. Вот для чего надо было пройти испытания, достойные Геракла, проехать через всю Америку! Восторг! Но дело еще не сделано. Мэр лихорадочно шарил глазами по рядам. Наверняка искал кого-нибудь, кто бы хитростью увел Чарли. Конрад чуть согнул колени и принял более удобную для броска позу. Если кто-нибудь попытается сдвинуть Чарли с места хоть на дюйм, он вмешается, пусть даже это приведет его в руки полиции.
— Так вот, значит, я согласился на эту сделку, — продолжал Чарли, — и они тут же выполнили свою часть договора. Малейшие претензии со стороны банка, которому я должен сотни миллионов долларов — сотни миллионов! — тут же прекратились, в тот самый день, когда мне это обещали. Как они это сделали, я не знаю, но сделали, это факт. Я уже говорил, это похоже на чудо. От меня требовалось только…
В Бакхеде, на Вэлли-роуд, в библиотеке дома Марты Крокер, Рэймонд Пипкас молниеносно, — для него это было молниеносно, — вскочил с кресла и еще внимательнее впился глазами в экран, протянув к нему руки таким жестом, будто собрался кого-то душить.
— Я так и знат! — воскликнул он. — Я сразу понял, тут что-то нечисто! Никто просто так не забывает про возврат таких кредитов!
Марта посмотрела на него, но ничего не сказала. Только бы Рэй не стал обсуждать это прямо при Уоллесе! Все-таки Рэй слишком несдержан. В этом смысле на него не очень-то можно рассчитывать.
— Тоже мне, — горько покачал головой Пипкас, — тоже мне — решения на макроуровне. А еще Артур Ломпри! Просто горбатый макрослабак, вот и всё, если хотите мое мнение!
…Сказать на пресс-конференции то, что им было надо, — продолжал Крокер. — Но я не стану этого делать, не могу. Одна из немногих свобод, которая не может быть отнята у человека, — это свобода соглашаться с истиной и отрицать ложь. Ничего из того, что мне могут дать, не стоит отказа от этой свободы. И сейчас я совершенно спокоен. Что такое спокойствие, как вы думаете? Спокойствие — это согласие человеческого разума с природой… согласие человеческого разума с природой… Большую часть своей жизни я был застройщиком, и могу сказать вам, что застройщик живет с совершенно противоположным спокойствию ощущением, то есть в вечном беспокойстве. Ты постоянно чем-то обеспокоен. Построил свое первое здание, и тут же хочешь построить следующее, побольше, и дом тебе тоже уже нужен побольше, и непременно в лучшей части города, иначе и жизнь не мила. Как только все это у тебя будет, ты захочешь иметь плантацию, десятки тысяч акров земли исключительно для перепелиной охоты, потому что несколько знакомых застройщиков уже завели себе такие плантации. Когда и плантация у тебя появится, ты захочешь виллу на Си-Айленд, яхту «Гаттерас», участок на окраине Бакхеда рядом с Чаттахучи, где можно ездить верхом по вечерам, плюс ранчо в Вайоминге, Колорадо или Монтане, ведь у всех по-настоящему успешных бизнесменов Атланты и Нью-Йорка есть свои ранчо! И, конечно же, личный самолет, большой персональный лайнер, «Гольфстрим» — у кого же нынче есть время, терпение и скромность, чтобы летать коммерческими рейсами даже на плантацию, не говоря уже о ранчо? Как вы думаете, за чем человек гонится в этих бесконечных поисках? За спокойствием. Ты думаешь, что как только тебе удастся приобрести достаточно земных богатств, признания, общественного веса, ты станешь свободен, тебе не о чем будет волноваться, а вместо этого все больше и больше попадаешь в рабство чужого мнения о себе. «У тебя есть прекрасное серебро и золотые кубки, — сказал философ, — но разум у тебя глиняный». В это утро я богаче самого богатого из вас, потому что отдаю все, что имею, всю корпорацию «Крокер Глобал», все мои дома, мою плантацию, моих лошадей и машину, если она кому-то понадобится, — все это я отдаю кредиторам. Пусть тешатся этими игрушками как хотят. Ребята, я кладу ключи на стол. Забирайте. Это все ваше. Я с удовольствием отдаю эти цацки любому, кто заявит на них претензии. И не буду оспаривать отчуждение, ссылаясь на главу одиннадцатую
[48]
или любую другую из кодекса о банкротстве.
Пипкас снова вскочил с кресла, на этот раз просто в экстазе. Он что есть мочи потрясал кулаками над головой, не в силах оторваться от экрана.
— Есть! Есть! Есть! — выдыхал он. Это был почти крик. На секунду он повернулся к Марте: — Он отдает их! Все здания! «Крокер Групп»! Вместо лишения права выкупа! Невероятно — синдикат жив!
Марта пыталась разделить его ликование, но не могла. Происходящее на экране вызывало в ней только невыразимую грусть.
— Не знаю, что за человек каждый из вас в отдельности, — говорил Крокер, — но полагаю, что большинство нас тут, в Атланте, просто сходит с ума из-за вещей. Задумайтесь об этом на минуту.
Роджер невольно подумал о своем великолепном доме на Ниски-лейк, о «лексусе», который он так боялся оставить у церкви, о костюме, который был сейчас на нем — великолепный однобортный костюм в серо-синюю клетку, Гас Кэрол только за шитье взял три с половиной тысячи.
— Я старше большинства из вас и убедился на опыте, что единственная неотъемлемая собственность человека — это его характер и, так сказать, образ жизни. Всевышний Менеджер дал каждому из нас частицу Своей божественной сущности, и никто не может отнять ее у человека, даже Сам Менеджер. Именно из этой искры и растет наш характер. Всё остальное временно и ничтожно, включая тело. Что такое человеческое тело? Глиняный сосуд с кружкой кровишки. И ведь оно даже не принадлежит тебе! Однажды придется с ним расстаться! На что будет тебе тогда твоя собственность? Ее растащат стервятники, не одни, так другие. Стал ли хоть кто-то великим в глазах потомков благодаря собственности, которую всю жизнь неустанно приобретал? Я не знаю ни одного такого человека. Так почему бы не уделить побольше внимания единственной ценности, которой мы действительно владеем, — искре Всевышнего Менеджера в своей душе?
Роджер посмотрел на мэра, мэр посмотрел на Роджера. Уэс чуть скривил губы, словно говоря: «Вот ведь подлец! Мало ему было надуть нас! Теперь еще и проповеди читать взялся!»
