— Дэкстер, — обратился к шоферу мэр, — покажи-ка нам с мистером Беллом магическую силу копа.
Роджер вопросительно глянул на Уэса. Тем временем массивный Дэкстер открыл дверцу и, с трудом выбравшись из шоферского кресла, встал рядом с машиной. Пятеро парней сбились в стайку и жгли незваных гостей взглядами, точно лазерами. Дэкстер вытащил переносную рацию и поднес к губам; Роджер слышал, как шофер что-то бубнил густым басом, но не мог разобрать ни слова.
— С кем это он? — спросил Роджер, не сводя глаз с парней. «Господи, к чему ворошить это осиное гнездо», — подумалось ему.
— Да ни с кем, — ответил Уэс. — Рация работает не дальше пятисот ярдов, да и то в пределах мэрии.
— Тогда зачем он бубнит в рацию?
— Магическая сила копа, — объяснил Уэс. — Гляди, что будет дальше.
Пятеро парней с самым невозмутимым видом, на какой только были способны, развернулись и начали отступать. Они шли свободно, вразвалочку — «походкой Франкенштейна».
— Приняли Дэкстера за копа, — пояснил мэр.
Но, дойдя до обгоревшего дома, парни остановились. И по очереди переговорили с тремя такими же, как и они сами, изгоями общества, только постарше — двумя мужчинами и проституткой. Которые, уставившись на Дэкстера и «бьюик», съехали по стенке дома — как будто растаяли.
— Гляди-гляди! — воскликнул Уэс. — Прямо примерные граждане!
— Примерные?!
— Предупреждают торчков о нашем появлении. Видишь, те парни щеголяют в мешковатых штанах, а головы обмотали повязками? Так одеваются заключенные в тюрьмах. Да, в тюрьмах. Там не разрешается носить ремень, так что если штаны велики, их носят приспущенными. Что же до повязок… В тюрьме головных уборов нет, и если хочешь нацепить что на голову — рвешь простыню. Ты только представь себе, Роджер, — пацан пятнадцати-шестнадцати лет по собственной воле рядится в тюремные шмотки. В его жизни тюрьма — понятие совсем не отвлеченное, он не боится попасть туда. Он знает — если упекут за решетку, он окажется среди своих! Ты только представь себе, Роджер, — тюрьма для этих пацанов все равно что продолжение их черного братства (как сказал бы наш великий Андрэ Флит). В этой части Инглиш-авеню парень без привода в полицию — редкость. Вспомни Фэнона. Добрым и покладистым его, конечно, не назовешь, но он вышел отсюда без единого привода. И стал одним из самых знаменитых футболистов Америки. Тут есть над чем задуматься.
К тому времени пятеро парней, этих поклонников тюремной моды, топая в своих «Франкенштейнах» вразвалочку, раскачиваясь, как друиды во время совершения обряда, свернули за угол. Торчки, соблюдая лишь видимость невозмутимого спокойствия, уносили ноги, поспешая за парнями. Из недр дома начался исход наркоманов. Мужчин и женщин, подростков и согбенных стариков. Кое-кто косился на «бьюик», но у большинства глаза были остекленевшими. Все эти морфинщики, кокаинщики, героинщики нетвердой походкой покидали остов наполовину сгоревшей развалюхи. И вереница все тянулась и тянулась! Как же они помещались внутри? По стенкам стояли, что ли? Наконец на крыльце показался последний — субъект мужского пола, большой, высокий, лет сорока, босоногий, в грязной серой футболке и штанах цвета хаки… Совсем на ногах не стоит… все заваливается вправо… распластывается на крыльце… делает усилие, поднимается на четвереньки… ползет вниз по ступеням… по тротуару… встает на ноги… кренится вперед… снова приземляется на все четыре… ползет… исчезает из виду… снова появляется и ползет… тащит свои двести фунтов за угол.
— Кто улепетывает на всех четырех при приближении человека? — спросил Уэс Роджера.
— Не знаю, — ответил Роджер. — Кто?
— Крыса, — сказал Уэс, — или тот, кто опустился до уровня крысы. Фэнон запросто мог оказаться на месте этого типа. Армхольстер — никогда. Чарли Крокер — тоже. Так что делай выводы, Роджер, делай выводы…
ГЛАВА 9. Без шанса на замужество
«ДВИГАЙ БУ-У-УЛКАМИ!»
— Левий, крутить! — Хлопок.
«Двигай бу-у-улками!»
— Правий, крутить! — Хлопок.
«Двигай бу-у-улками!»
Ненавистное «булки», которое, как она только что узнала, оказалось вульгарным синонимом «задницы», ненавистное имя рэппера, Доктора Рэммера Док-Дока, чей речитатив грохотал из стереосистемы, — все это то включалось, то выключалось в голове у Марты Крокер, пытавшейся поспеть за хлопками Мустафы Ганта…
— Правий, крутить! — Хлопок.
…Марта выбрасывала левую ногу вперед, правую — назад и скручивалась вправо…
Турок Мустафа Гант когда-то был чемпионом по борьбе; он всегда ходил бритым наголо. Широкая, шире торчавших ушей шея Мустафы плавно переходила в трапециевидные мышцы плеч, крутые, как склоны его родных турецких Болкар. На Мустафе были плотно облегающие футболка с шортами — костюм олимпийского борца; когда турок хлопал под речитатив, на блестевших от пота плечах, руках и груди вздувалось столько мышц, что даже Марта, в свое время корпевшая над курсом анатомии в Университете Эмори, не могла припомнить название каждой. Мустафа стоял спиной к стеклянной стене, выходившей прямо на оживленную улицу делового Бакхеда, неподалеку от Пидмонт-роуд. Любой прохожий мог бы заглянуть через стекло — в Атланте к групповым занятиям относились без ложной скромности, — если бы стекло не запотевало от жара тридцати упорных женских тел. Мустафа свирепо зыркал на всю группу, как будто каждая в ней была в чем-то виновата, и вина эта не требовала доказательств.
Мустафа продолжал:
— Левий, крутить! — Хлопок.
«Двигай бу-у-улками!» — все вопил Доктор Рэммер Док-Док.
Упражнение называлось «широкий шаг со скручиванием». Прыжки и повороты следовало выполнять энергично и в быстром темпе, поэтому Марта уже задыхалась и хватала воздух ртом, а пот с нее тек в три ручья. Каждой женщине, приходившей на занятия к Мустафе Ганту в «Формулу Америки», полагалось место — начерченный на полу зала прямоугольник размером три на семь футов с номером посередине. У всех молоденьких женщин, окружавших Марту, была одинаковая прическа: длинные волосы с нарочито спутанными прядями — будто ураган прошелся — без всяких резинок и заколок. Такая прическа была неотъемлемой чертой Дерзкой Юности конца двадцатого века, и когда юные женщины выполняли скручивание, они встряхивали своими гривами и обдавали Марту брызгами пота. А уж скручивание им давалось, еще как давалось, очень даже… С их-то широкими плечами, узкими бедрами, длинными, стройными ногами, с развитой мускулатурой рук и спины. Они были похожи на мальчиков, только с грудями и спутанными гривами.
«Двигай бу-у-улками!» — не унимался Доктор Рэммер Док-Док.
А Мустафа все подгонял:
— Правий, крутить! — Хлопок.
Марте же хотелось одного — упасть на прямоугольник и не вставать. И только страх перед унижением заставлял ее двигаться. В свои пятьдесят три Марта была самой старшей из группы, а может, и из всей «Формулы Америки». Девица справа, настоящий «мальчик с грудями», затянутая в тонкое белое трико, нисколько не скрывавшее отменную фигуру, уже поглядывала в сторону Марты, как будто удивляясь ее дурному вкусу — появиться здесь в таком возрасте.
