Все тут же грохнули — уже в который раз за последние десять минут. Ну да, мы мужчины, мы не выносим, когда засранцы принимаются скулить. Даже Пипкас развеселился… пока не услышал про «стюардесс», напомнивших ему о полетах в Финляндию. Ему предстояло давать письменные показания под присягой: Сирья уже подала заявление. Придется раскошелиться на юриста за четыре сотни в час. И приготовиться к унижению по полной программе.
Пипкас отвернулся от Хэрри с его компанией «охотников за вьюками» и посмотрел в окно. Большую часть перегороженного на офисные кабинки этажа, своеобразного Олимпа, занимало руководящее звено банка. Кабинка Хэрри Зейла выходила на южную сторону; сидя за столом, спиной к стеклянной перегородке, он мог обозревать гордость Атланты — цепочку небоскребов на линии горизонта, от «1 Пичтри-центр» до далеких башен-близнецов. Хотя Пипкас по сравнению с Хэрри занимал более высокую ступень на служебной лестнице, его офис находился на шестом этаже, а западное окно выходило на скоростную трассу 85 и железнодорожную сортировочную станцию. Сейчас, когда назрел экономический спад, Хэрри Зейл с его отделом контроля реструктуризации активов холдингов котировался весьма высоко.
Офис Хэрри был просто шикарным, с огромным зеркалом на стене и изящной этажеркой. Полки из толстого стекла со скосами по краям, отражавшими свет, заполняли добытые Спецом трофеи — так называемые скальпы, которые он заполучил после блестяще проведенных проработок. Среди них оказалась искусно сделанная желтая модель навозоразбрасывателя длиной в два фута — трофей, унесенный с проработки «Хартлендских сельскохозяйственных машин и оборудования». Навозоразбрасыватель — еще один неопровержимый довод в пользу банковской копрологии. Было искусственное сердце — результат проработки «Сайбермакс», резиновый отпечаток левой ступни девятнадцатого размера Ю Джин Джонса, баскетбольной звезды, доставшийся от «Оффум Спортс» и так далее и тому подобное… Но особой гордостью Хэрри были золотые наручные часы от «Патек Филиппе» — вообще-то поддельные, — которые красовались в самом центре, на миниатюрной бархатной подставке. Во время проработки «Клокетт, Падет, Скиннхам энд Глоут» старший партнер юридической фирмы Герберт Скиннхам впал в такое отчаяние, что отдал в качестве финансового обеспечения часы стоимостью в сорок тысяч. За деловым завтраком Хэрри поинтересовался у Скиннхама — нет ли у того с собой часов. Да, подтвердил Скиннхам, есть. Хэрри выразил желание взглянуть на них. Скиннхам снял часы и передал их Спецу. Хэрри осторожно взвесил на ладони сверкающий золотом циферблат с блестящим ремешком, улыбнулся, опустил часы в левый карман пиджака и сказал: «Спаси-и-ибо». С тех пор Хэрри Зейл превратился в живую легенду. А главный управляющий банка, Артур Ломпри, хозяин сорок девятого этажа, находясь под впечатлением, не поскупился на шестьдесят пять долларов из собственного кармана и, купив у какого-то сенегальца прямо рядом с торговыми рядами в Центре поддельные «Патек Филиппе», выгравировал на них: «Хэрри от Артура: „Спаси-и-ибо!“».
Дэн Фридман, очередной баловень судьбы из отдела маркетинга, сидел на другом подлокотнике дивана; он не сводил с Хэрри глаз. И прямо-таки просиял, когда тот сказал:
— Но надо отдать Крокеру должное — говорить он мастак. Да, что есть, то есть. Пока он болтает, ловишь себя на том, что еще немного — и ты купишься на ту чушь, которую Крокер выдает за бизнес-план. Он будет заговаривать зубы округом Бейкер, охотничьими собаками, жу-у-уткой жарой, социальным обеспечением, преданным «народом Терпмтина», будет корчить из себя самца с двумя членами… словом — пускать пыль в глаза.
«Охотники за вьюками» снова грохнули.
— Трепаться он умеет, — заметил Шелнат, — но когда доходит до схемы процентных выплат, сразу напрягается — скулы у бедняги так и сводит.
Все заржали.
— Кстати насчет напряга, — подал голос парень из юридического отдела, Тигнер Шэнкс, облокотившийся о спинку небольшого мягкого кресла. — Помните, Крокер начал разглагольствовать о своей дурацкой плантации? Я уж думал — сейчас слезу пустит.
— Да не, ты не понял, — возразил Шелнат. — Просто у него был такой стояк на ту шикарную телку, мисс Анжелику, что аж кожа на черепе натянулась.
Шутка исторгла очередной взрыв хохота из глоток этих победителей. Пипкасу стало интересно — почему они всё сводят к теме секса. Член, стояк, телка, стюардесса в горизонтальном положении… Они же образованные люди, рассуждают о кредитах, строительных объектах, пищевых складах… Но почему-то все сводится к сексу. К сексу или дерьму… Да уж, чья б корова мычала, а его молчала… Из-за какой-то блондиночки, жалкой финской галантерейщицы, принявшей горизонтальное положение, его жизнь летит в тартарары.
— Слышь, Хэрри, — обратился к нему Тигнер, — ты мне вот что скажи. Как это у тебя хватило… ну, в общем, почему ты решил сыграть с Крокером в «кактус»? Помнишь? Ведь ты уже выбил из него седельные вьюки, да еще и показал ему, — Тигнер выставил средний палец, и команда Хэрри снова разразилась хохотом. — Старикан был уже готов… А ты как припечатал его этим «кактусом»! Нет, в самом деле, я смотрел и глазам своим не верил! Ага, чуть не обделался!
Хэрри покачался в кресле, откидываясь еще дальше, и с улыбкой пожал плечами:
— Даже не знаю… Наверно, подумал, что с таким субъектом, уверенным, что весь мир крутится вокруг его неразборчивого члена… в общем, решил расставить все точки над «i». Был такой генерал, Кёртис Ле Мей… Как-то приходит он на собрание комитета сената — выбить для воздушных сил десять тысяч ядерных боеголовок. Один из сенаторов, Эверет Дирксен, спрашивает его: «Кажется, вы сами говорили — шести тысяч вполне хватит, чтобы разнести в щепки весь Советский Союз. Зачем же десять?» Генерал тогда ответил: «Господин сенатор, я хочу видеть, как эти щепки затанцуют».
Команда «охотников за вьюками» задрожала в хохоте, оторвалась от земли и, проживая за десять секунд сотню восходов и закатов, вышла на орбиту — парней закрутило вокруг их неподражаемого командира.
Да уж, классно сработано, ничего не скажешь… Он, Пипкас, тогда вместе со всеми упивался ниспровержением Крокера. Но, в отличие от остальных, успел уже поостыть. Вхож он в могучую команду «охотников за вьюками» или нет — дело не в этом. Триумф в любом случае не его. Триумфатор — Хэрри. Хэрри и отдел по проработке. И пока эскадрилья летчиков-истребителей во главе с командиром Хэрри ликовала и хохмила, сдабривая шутки сальностями, он, Пипкас, все мрачнел и мрачнел… Не то чтобы он завидовал Хэрри, нет. Сейчас парни в цене — они нужны банку, чтобы вернуть многочисленные крупные кредиты. Но это вовсе не значит, что Хэрри обеспечен карьерный рост. На сорок девятом этаже, этаже правления, спецов по проработке рассматривают как исключение, вроде особых игроков в футболе. Да, у Хэрри приличная зарплата и просторный офис, но для Пипкаса важно, что выше Хэрри не продвинется. Ведь сам-то он тоже достиг потолка. Сорок шесть — и уже тупик карьерного лабиринта! В банковской сфере для него никаких перспектив, а идти куда-нибудь еще поздно!
Через стеклянную перегородку офиса Пипкас видел следующую перегородку, а за ней еще и еще — до самого средоточия сорок девятого этажа. И всюду, куда ни кинь взгляд, светились призрачным светом экраны мониторов, точки на которых обозначали движение двух-трех сотен миллиардов долларов, ежедневно проходивших через «ГранПланнерсБанк». Хэрри, Тигнер Шэнкс, Джек Шелнат, Фридман и он, Пипкас, — вся команда плыла по необъятному морю денег. Но зачерпнуть себе лично они могли лишь небольшую горстку. Он, Пипкас, занимает должность эксперта в одном из самых крупных банков страны, а получает всего-навсего сто тридцать тысяч в год. Конечно, Пипкас не отважился бы произнести это «всего-навсего» в Сан-Хосе, в присутствии родителей и их друзей. Но ведь его в самом деле обобрали, обобрали до последнего цента! На отчисления в федеральный бюджет и бюджет штата уходит почти сорок шесть тысяч. На выплату по закладной на дом в Снелвиле отчисляется еще около тридцати четырех тысяч. А ведь он там даже не живет — Бетти взяла и вышвырнула его. Квартирка в «Нормандии Ли» забирает семь тысяч девятьсот двадцать долларов в год, это если с телефоном и прочими коммунальными расходами. Потом — «бьюик» Бетти и «хонда»-пикап, которым пришлось удовольствоваться ему. Это еще пять тысяч четыреста. Получается что-то около девяноста трех тысяч. На все про все остаются жалкие тридцать семь тысяч. А «все» включает в себя питание, бензин, одежду, детей, Брайана и Обри, которые, не успеешь оглянуться, уже вырастают из своих одежек. Еще всякий ремонт, страховка, ортодонт, не говоря уже (и так порядочно набралось!) о походах в ресторан, коротком летнем отпуске или о чем-то там еще, положенном эксперту с окладом в сто тридцать тысяч. Самое обидное в том, что даже и с его деньгами Бетти, не получай она пятидесяти пяти тысяч — процентов по ценным бумагам, доставшимся ей от матери, — пришлось бы затянуть пояс потуже. А ведь Пипкасы и раньше не шиковали. Что же до сорока пяти тысяч судебных издержек, которые ему присудили за все то время, пока он бегал от Сирьи, то с ними он вообще не знал что делать. В довершение всего близился срок оплаты юриста, берущего по четыре сотни в час…
