За стеклянными перегородками всего сорок девятого этажа экраны мониторов светились, мерцали, гасли, снова загорались… слева направо быстро ползли ряды цифр… Внезапно взрыв грубого мужского хохота вернул Пипкаса на землю, обратно в офис, в эту штаб-квартиру Хэрри.
Хэрри, Шелнат, Шэнкс и остальные тряслись от смеха над крепкими, солеными шуточками; они хлопали себя по расставленным ляжкам, здоровенным, как у настоящих мужчин. Пипкас задумался — как же его вообще угораздило оказаться среди них? Он ведь умнее, гораздо умнее всей этой компашки. Тогда почему выбрал путь самый скучный, без всяких приключений? В «ГранПланнерсБанке» было одно штатное расписание, но сотрудники делились на два типа: так называемых оперативных клерков и штатных служащих. Оперативники занимались поиском новых клиентов или добывали прибыль банку иным путем. Они работали в отделе маркетинга (предлагая крупные ссуды воротилам масштаба Чарли Крокера), в инвестиционном отделе, в отделе инновационных стратегий или, как, к примеру, Хэрри, в отделе по проработке. Они были теми, к кому Артур Ломпри и прочие обитатели сорок девятого этажа обращались, когда произносили громкое слово «банкиры». Только оперативник считался настоящим банковским служащим. Штатный — нет, штатный имел иной статус. Как раз таким штатным служащим и был Рэймонд Пипкас. Но если не банкир, то кто же? Пипкас занимал позицию арбитра, стороннего наблюдателя. В его задачу входило отслеживать крупные кредитные сделки — те должны были оставаться в пределах разумного.
Разумного? Вот уж что не предполагалось, причем с самого начала. В 1980-е у «разумного» не было никакого шанса, а уж в 1990-е и подавно. Экономика переживала подъем, банковский бизнес рос как на дрожжах, и все будто с ума посходили. Рядовые клерки из отдела маркетинга проталкивали кредиты, так называемые «крупные продажи», во что бы то ни стало, как бог на душу положит. И если наблюдатель засекал скоропалительное решение и дул в свисток, оперативники попросту сметали такого, потешаясь над его нерешительностью и старомодностью. Пипкас, подобно остальным экспертам, подписывал кредиты на десятки миллионов, хотя с первого взгляда было ясно, что они «стопроцентно невозвратны», в том числе и кредиты Крокера. Он даже не пытался противостоять стихийному бедствию… Однако все это, каким бы грустным ни казалось, было лишь полуправдой. Ведь и сам Пипкас забыл о здравом смысле. Он вместе со всеми пребывал в эйфории, ощущая причастность к грандиозному замыслу и имперской прозорливости чарли крокеров мира сего. А ведь Джон Сикамор, этот амбициозный оперативник, приведший в банк Крокера и преуспевший в «крупных продажах», все же вынужден был обращаться за одобрением сделок к нему, Пипкасу. Однако Пипкас целиком и полностью поддержал Крокера, этого обаятельного парня из глубинки, с неиссякаемым запасом жизненных сил, этого смельчака, готового рисковать, убежденного в величии своих замыслов и абсолютной непогрешимости. Пипкас поверил, что напористый Крокер не просто хорошо знает свое дело. Пипкас поверил в то, что Крокер наделен некой волшебной силой, позволяющей совершить невозможное. А он, Пипкас, вроде как его партнер. И вот Крокер и Пипкас стремительно, на всех парусах мчатся по денежному морю, обгоняя ветер!
При мысли об этом угрюмый Пипкас невольно мотнул головой. Да, так и есть. В дни процветания Пипкасу нравилось бывать в обществе Крокера. Он же и познакомил того с Сереной, не напрямую, но все же… В отделе обслуживания состоятельных физических лиц работала Франческа Гайстман, которую за глаза называли Снежной Королевой. Шэнкс как-то сказал про нее: «Она — единственная банкирша в Атланте, которая отхватит мужику яйца, а у него тут же встанет». Снежная Королева разработала новую маркетинговую стратегию под названием «Семинар по инвестициям в искусство». В Нью-Йорке рынок предметов искусства, до того бывший в полном загоне, снова процветал. И вот Франческу Гайстман озарила гениальная идея: заманивать крупных клиентов в банк обещаниями посвятить их в таинства этих самых инвестиций — модный и престижный нью-йоркский бизнес. Деловые круги Атланты любили щегольнуть своей непохожестью на нью-йоркцев с их модными штучками, однако не упускали случая продемонстрировать, что ничем не хуже остальных. Но чем же завлечь клиентуру? Тут Снежная Королева, бывшая жительница Нью-Йорка, решила прибегнуть к искусству обольщения. В качестве инструкторов она наняла недавних выпускниц нью-йоркского колледжа искусств. Колледж выпускал сплошь юных девиц сногсшибательной внешности с правильной речью, которой учат в дорогих пансионах; своей алебастровой кожей и стройными ножками они сводили толстосумов с ума. Толстосумы валили на семинары толпами. И вот девицы ворковали о Брейгеле-старшем и Фишле-младшем… о краткосрочных и долгосрочных периодах, об изменениях ставок… Семинары проводились под вывеской нью-йоркского аукционного дома «Джилрейз». Банк ссужал воспылавших страстью слушателей деньгами и переправлял их в «Джилрейз», где они приобретали произведения искусства и затем продавали их (в обоих случаях банку доставались комиссионные). В Нью-Йорке банк устраивал клиентам туры по высшему разряду, с осмотром предметов искусства, а после прибирал к рукам все их денежные потоки, личные и корпоративные, убеждая перевести счета из других банков в «ГранПланнерсБанк».
Вокруг Снежной Королевы и ее «гейш от искусства» было столько разговоров, что Пипкас и сам решил заглянуть на пару-тройку семинаров. И был сражен наповал, в десятку, как и те мишени в дорогих костюмчиках. Вот так искусство! Он попытался было подрулить к одной милашке — миниатюрной брюнетке Дженни… потом — к тонкой, огненно-рыжей Эми… Пипкас стал завсегдатаем крупных выставок в галереях и музеях Атланты, которые мог себе позволить, и благотворительных ужинов в Музее Хай, которые позволить себе не мог. Он ухитрялся добывать приглашения, предназначавшиеся для владельцев коллекций и музейных попечителей, не брезгуя ничем, лишь бы только окунуться в этот весело журчащий гламурный поток искусства, замешанный на сексе и деньгах. Ни с Дженни, ни с Эми у него так ничего и не вышло. Эти «гейши от искусства» если и захотели бы познакомиться поближе, то уж, конечно, не со штатным сотрудником «ГранПланнерсБанка», получающим жалкие сто тридцать тысяч в год. Ведь прямо перед ними плавала гораздо более крупная рыба — к примеру, тот же Чарли Крокер.
Именно Пипкас убедил Крокера прийти на семинар и вкусить той пикантности, с которой подавались новые инвестиционные возможности. Крокеру семинар показался пустым и скучным. Его интересовало искусство, изображавшее мужчин в деле: картины Ньюэлла Уайета, Говарда Пайла, Фредерика Ремингтона, Уинслоу Хоумера… Но инструктор, мисс Серена Шарп, показалась ему девчонкой что надо. Серена производила впечатление умной и ироничной особы. Ее юное тело с соблазнительными бедрами было самим совершенством, и даже в простеньком черном мини-платье она умудрялась казаться раздетой. Крокер нисколько не увлекся семинарами, зато увлекся Сереной Шарп. Да так, что женился на ней, разведясь с женой после двадцати девяти лет совместной жизни.
Пипкас тогда просто поразился тому, как у магната хватило духу отделаться от жены, с которой тот прожил столько лет. Причем отделаться вот так вот, запросто. Сам Пипкас ни за что бы не решился уйти от Бетти. И все же похотливый зуд 1980-х заразил и его — он встретил Сирью.
