— Не, Бичем, не-не-не… — зычным голосом, на манер коренных обитателей округа Бейкер, вещал судья, — с Техом сейчас ведь как? Придется обращаться с заявлением nolo contendere
[18]
! Точнее, no-li-mus contendere. Неправильный глагол, первое лицо, множественное число. Никакого, к черту, футбола не будет!
— С чего это вы взяли, Опи? — не понял старик-губернатор.
— Так ведь — вышло: «такэть» —…у нас терь новый тренер… с нимбом вокруг башки. Тоже мне, возомнил ся блюстителем успеваемости! Что удумал — не уложится парень хотя бы в два с половиной балла, не выйдет осенью на поле в составе «Бульдогов». Нет, кроме шуток. И запала же ему такая мысля, идеалисту хренову! Бумажки еще не подписаны, а бывшие выпускники уже в ярости. И я с ними! Конечно, образование — дело хорошее, и успеваемость надо держать на уровне… Но если ты футбольный тренер и любишь футбол, ты просто обязан быть тупым как пробка. А успеваемость тебя не колышет! Не колышет, и все тут!
Судья принадлежал к выпускникам Университета Джорджии, там он прошел основной курс и впоследствии специализировался на юридическом. Он был ярым фанатом «Бульдогов» своей альма-матер, одним из многочисленных болельщиков, по всей Джорджии толпами ревущих на стадионе. Судья отличался образованностью, но зачитывался «Соперниками с незапамятных времен» — хронологией битв между командами Университета Джорджии и Технологического, первая встреча которых состоялась еще в 1893 году. Тогда обе команды обвинили друг друга в привлечении посторонних игроков, не являвшихся студентами их учебных заведений. Питомцы Университета, чья команда проиграла со счетом 28:10, начали скандировать: «Врешь! Врешь! Врешь! Но нас не проведешь! Рефери из Теха, на мыло пойдешь!» Книга лежала у судьи на прикроватной тумбочке. Для судьи, одного из старейших выпускников Университета и влиятельнейшего политика с солидной поддержкой среди населения юго-западной части штата, всегда было забронировано несколько мест. Причем независимо от того, где играли «Бульдоги» с «Желтыми футболками» — на стадионе Стэнфорда в Афинах или на стадионе Бобби Додда в Атланте, принадлежавшем Технологическому.
Впервые в голове у Чарли мелькнула здравая мысль: футбол… футбол в Джорджии… Апрельский вечер. Убеленный сединами Опи Маккоркл, известный судья, знаток латыни… Такой же седой Бичем Нокс, бывший губернатор, имеющий немало заслуг перед штатом Джорджия… Вот сидят они в Оружейной, посреди перепелиной плантации в двадцать девять тысяч акров, и говорят… о футболе! Футболом одержимы все, перед этой темой никто не устоит. Она так традиционна для Джорджии, что никто в этом не видит ничего примечательного. Прямо сейчас в разных уголках штата, в самых неожиданных местах кто-нибудь да говорит о футболе. О «Бульдогах», «Соколах» или какой еще местной команде, по правилам Игры нареченной именем свирепой твари: «Диких кошках», «Питбулях», «Ягуарах», «Медянках»… Он, Чарли, этот парень «Шестьдесят минут», был одним из великих героев, своими подвигами разжигавших эту самую одержимость. Но все же как такое происходит? Как такие мудрые старики становятся одержимыми? Как, черт возьми? У Чарли, накачавшегося маисовым ликером и «Гевюрцтраминером», заболела голова.
Сидевший напротив Билли Басе опрокинул очередной бокал «Гевюртцтраминера» и выкрикнул:
— На твоем месте, судья, я бы не стал покамест распускать нюни. У ребят из Теха и своих забот полон рот!
— Бьюсь об заклад, все это цветочки по сравнению с нашим тренером Матиасом Спонджем, этим херувимом! Жалкий червяк!
— Э, нет, судья… — ответил Билли.
— Что значит «нет»? — взревел судья.
Оба перекрикивались до того громко, что остальные замолчали.
— Знаешь нашего Фарика Фэнона?
— Да уж, — подтвердил судья, — слышал: «Фарик Фэнон круче всех!» А что такое?
Билли разинул было рот, но так ничего и не сказал. Помолчав, он пробормотал:
— Ну, скажем… в общем… парень вроде как не управляется со своей пушкой — стреляет как бог на душу положит.
Последовал взрыв хохота; Билли хотел было продолжить, но снова замолчал — так и остался сидеть с открытым ртом.
— В смысле? — спросил судья.
— Чего не скажу, того не скажу. И так уже наговорил порядочно.
— Да ладно, Билли, не ломайся, — принялся уговаривать судья, — раз уж начал говорить, так договаривай, не томи.
— В самом деле, чего это ты заскромничал, — поддержала судью Летти.
— Нет уж, — стоял на своем Билли, — не стоило мне рот раскрывать. Да и об чем речь-то… так… слухи одни…
— Что-то не верится, — возразил Нэшфорд. — Слабая отговорка!
На то же самое напирали и остальные, больше всех — Летти Уизерс, все повторявшая: «Скромность мальчикам не к лицу, Билли!»
Билли едва заметно, одним уголком губ, смущенно улыбнулся и устремил мечтательный взгляд к потолку. Очевидно, в его большой голове происходила нешуточная схватка: с одной стороны, его удерживала необходимость хранить тайну, с другой, так и подмывало выболтать секрет, став центром внимания.
К всеобщему удивлению, верх взяла необходимость сохранить тайну.
— Нет, нет, нет… Не могу, — сказал он, опустив глаза и качая головой. — Обещая держать язык за зубами. Да и нет в этом ничего… так… болтают всякое…
Летти, Опи, Тэд Нэшфорд… все поддразнивали его, а жена Дорис сверлила неодобрительным взглядом.
На десерт подали пирог трех видов: с орехами пекан, с лимонными меренгами и яблочный. И три вида мороженого: ванильное, персиковое и мятное. Все было сделано в Терпмтине; мороженое сбила вручную тетушка Белла с помощницами, прямо на заднем дворе, у входа в кухню, о чем Чарли не преминул сообщить гостям. После десерта зазвучал… дружный хор, воздававший хвалу великолепному ужину. К которому присоединились даже Джин и Марша Ричманы.
Чарли обратился к дворецкому:
— Мэйсон, позови-ка тетушку Беллу на минуту.
Пришла тетушка Белла — полная, темнокожая, с седыми волосами, которые она зачесывала назад, собирая в тугой пучок. Языки пламени из камина отражались на ее лице и голых руках, которые уже блестели от кухонного жара. Негритянка вытирала руки о большой передник, вроде тех, что носят рабочие. Видно, кухарка уже привыкла к этим вызовам, потому что, глядя на Чарли и гостей, тут же заулыбалась.
— Тетушка Белла, у тебя небось уже в ушах звенит, — пошутил Чарли. — Уж так стряпню твою нахваливают, так нахваливают!
И в самом деле, восторженные отзывы исходили не только от завсегдатаев, вроде Билли Басса с женой и судьи, но и от Франсин Хендрикс, Ленор Нокс, «гражданской» Лидии, да и — удовлетворенно отметил про себя Чарли — Джина Ричмана тоже, хотя его тихий голос потонул во всеобщем веселом гвалте.
Марша Ричман с улыбкой повернулась к тетушке Белле и, глядя прямо на нее, тоненьким, жеманным голоском южанки из высшего общества сказала:
