— Одну такую вещицу я хочу получить прямо сейчас, — вышло: «щас», — заявил Крокер. — Картину Уайета, которая на переборке, в передней части салона.
— Не-е, это мы не можем, — ответил Зейл. Он выпятил бойцовскую грудь; под лацканами распахнутого пиджака мелькнули черепа со скрещенными костями. — Картина заявлена как залоговое обеспечение стоимостью в сто девяносто тысяч долларов. И записана на «Крокер Глобал».
Чарли охватили ярость и… тоска. Эта картину он очень ценил, она была ему дороже Терпмтина, поскольку символизировала победы кэпа Чарли Крокера. Однако не стоит выдавать свои чувства. Он должен заполучить ее, сегодня вечером или завтра. Но сначала надо усыпить бдительность этого наглеца, этой обезьяны с тыквой вместо головы.
Чарли заставил себя улыбнуться:
— Ладно, дело ваше… Только предупреждаю: если что случится с самолетом или имуществом на борту, а в особенности с картиной — считайте, что вляпались вы по самые уши.
— Да понял уже, понял. — Зейл еще больше выпятил грудь.
Чарли захотелось убить его на месте. И придушить Пипкаса. Который теперь как воды в рот набрал. Стоял, втянув голову в плечи, как будто вот-вот провалится сквозь землю. Однако Чарли понимал — если он кого хоть пальцем тронет, ему же будет хуже. Троица легавых… больное колено… жадные до сплетен гости, с любопытством взирающие на то, как кэп Чарли Крокер катается по земле… и это в его-то возрасте… в шестьдесят лет… О чем он совсем не хотел вспоминать, так это о возрасте. Поэтому в мыслях вернулся к легавым, больному колену и гостям. Последним Чарли решил преподнести все как очередную свою проделку, как продолжение веселого времяпрепровождения на плантации.
Остальные — Бичем и Ленор Ноксы, Хауэлл и Франсин Хендриксы, Летти Уизерс, Тэд Нэшфорд с «гражданской» Лидией, Марша Ричман и Уолли — уже зашли в зал ожидания — помещение с огромными, от пола до потолка, тонированными окнами, выходившими прямо на летное поле, с диванами, расставленными в форме подковы. На которые, однако, никто из гостей, даже старик Нокс, так и не присел — все столпились у окон, дабы ничего не пропустить. И когда Чарли вошел в зал, гости с любопытством посмотрели на него — им не терпелось насладиться его унижением.
Но Чарли вовсю улыбался.
— Серена, дорогая, — громко позвал он, — подумай, кто в какой машине поедет. И распорядись принести гостям коку или чего еще. Я сейчас, — вышло: «щас», — приду.
С этими словами Чарли, страдая от боли в колене, и не только в нем, поспешил к двери с надписью: «Служебный вход», которая вела в ангар. В сумерках ангара он начал высматривать силуэт механика Ланни, его покатые плечи. И высмотрел — механик стоял в двадцати футах от широко разверстой пасти ангара. Увидев хромавшего к нему Чарли, механик вздрогнул и смутился.
— Кэп, мне очень жаль, что все так вышло. Может, я могу чем помочь?
Чарли улыбнулся:
— А что, Ланни, может быть. Очень даже может быть. Ты мне вот что скажи: как надежнее всего не допустить взлета «Гольфстрима»?
— Не допустить взлета? В смысле, механическим путем?
— Во-во, механическим.
— Эка вы… Надежнее всего сунуть в заборник двигателя гаечный ключ.
— И что выйдет?
— Двигатель включат — лопасти винта и пообломаются. В каждом двигателе — по пять комплектов лопастей. Так что весь двигатель станет ни к черту.
— Ха, так, значит, всего-навсего гаечный ключ?
— Ну да, такое случалось. Сам видал.
— Ланни, сколько ты уже возишься с моими самолетами?
— Да, почитай, лет шесть. А то и все семь.
— И как тебе со мной работается?
— Да лучшего и желать нельзя, кэп!
— Ланни, хочу тебя кое о чем попросить. Это очень важно. Только ты сделаешь все так, что комар носа не подточит. Опусти гаечный ключ в заборник по правому борту. Сделай это для меня, ладно?
Механик напрягся, что тут же отразилось у него на лице. В нем происходила борьба — с одной стороны, он был предан Чарли, с другой — боялся потерять работу и пойти под суд.
— Ланни, я не прошу тебя об одолжении, — уговаривал механика Чарли. — Я заплачу. И не поскуплюсь. Четыре тысячи наличными, Ланни. Нет, пять тысяч. Пять тысяч за пять секунд работы. Просто опусти ключ в заборник, и все дела.
Ланни водил головой из стороны в сторону как электрический вентилятор, разгоняющий летнюю духоту, потирал костяшки пальцев, сначала на одной руке, потом — на другой.
— Ну… даже не знаю, кэп… поломать такую машину… Двигатель-то небось полмиллиона стоит…
— Плевать, Ланни, это моя машина. И я хочу ее поломать.
Механик только быстрее замотал головой и все потирал костяшки.
— Ну… даже не знаю, кэп… Ведь мне придется-то… Не, я не могу…
Чарли сделал вид, что сердится:
— Не могу, не могу… Да я приказываю тебе, Ланни! Это мой приказ!
А механик тем временем все мялся; не зная, куда девать руки, он лепил ими воображаемые снежки.
— Да, кэп, я знаю, — снежок, — я понимаю, — снежок, — все это так, — снежок, — но ведь меня с работы попрут, — снежок, — и тогда все, придется класть зубы на полку, — снежок.
Чарли отеческим тоном:
— Ну хорошо, Ланни, хорошо… Я понимаю. Тогда скажи, где взять ключ и комбинезон. Это ты можешь?
Ланни, как ребенок, избежавший наказания, радостно выпалил:
— Конечно! Возьмите мой ключ!
И вытащил откуда-то из кармана гаечный ключ.
— А комбинезонов у нас полно. Вон там, за дверью, на крючках.
— Ланни, только ты запомни — мы с тобой ни о чем не говорили. Будешь молчать — никто тебя ни в чем не заподозрит. Понял?
— Понял, кэп.
Чарли зашел в темный ангар и за дверью, на крючке, как и говорил Ланни, нашел не меньше дюжины комбинезонов.
Наконец выбрав себе тот, что побольше, вмещавший все его двести тридцать пять фунтов, Чарли натянул комбинезон прямо поверх одежды. В кармане другого комбинезона Крокер нащупал бандану. У него родилась идея. Чарли вытащил бандану, на ней оказались белые, серые и черные пятна — как на камуфляже. «Интересно, для чего это? Карабкаться по каменистому склону с тающим снегом? А, не важно». Чарли повязал бандану, закрыв лысую макушку, и затянул концы сзади — так, наверное, делали в свое время пираты. Опустив ключ в один из широких карманов комбинезона, он пошел сквозь густые сумерки ангара к выходу, на заасфальтированную площадку.
«Гольфстрим» стоял так, что левый борт, с трапом и дверью багажного отсека, смотрел в сторону зала ожидания. Правый борт просматривался только со стороны ангара, и сейчас там никого не было. Точнее, никого, кроме Чарли.
Заглянув под брюхо «Гольфстрима», Чарли увидел ноги — группа у левого борта обсуждала самолет. До Чарли то и дело доносился высокий, дребезжащий голос Зейла. «Похоже, там развернулась целая дискуссия. Молодец, Луд!»
