Поправив пышную прическу, она вышла.
Рид наблюдал за нею. Тело ее было еще упругим, но через несколько лет заплывет жиром. Массивные груди обвиснут. Огромные соски будут казаться нелепыми, когда мышцы перестанут их поддерживать. Гладкий, чуть выпуклый живот сделается рыхлым. На ягодицах и бедрах появятся ямки.
И хотя они были друзьями, в эту минуту он ее ненавидел. Но еще больше ненавидел себя. Ненавидел физическую потребность, которая понуждала его соглашаться на это жалкое подобие близости с женщиной.
Они спаривались, наверное, еще более бездумно и бездушно, чем иные животные. Освобождаясь от напряжения, он должен был бы чувствовать себя очищенным, просветленным. Великолепное должно было быть ощущение. Но ничего такого он не испытывал. Ему вообще редко выпадало испытывать такое, тем более в последнее время.
— Дерьмо, — пробормотал он.
Вероятно, он будет спать с ней до глубокой старости. Это было удобно и просто. Каждый из них знал, что способен дать другой, и сверх того ничего не требовал. Если говорить о Риде, то он был убежден: страсть возникает из потребности, а не от желания и, уж конечно, черт побери, не от любви.
Он достигал оргазма. Она тоже. Она частенько говорила, что он — один из немногих, с кем ей удавалось кончить. Он не сильно обольщался на свой счет: возможно, и даже очень возможно, то была ложь.
Испытывая омерзение к самому себе, он спустил ноги с кровати. Рядом, на столике, лежала пачка сигарет — заведение заботилось о клиентах. Но за тщательно свернутые сигареты с наркотиком полагалось платить. Он закурил одну, что позволял себе редко, и глубоко затянулся. Ему особенно не хватало сигареты именно после соития, может, потому, что табак загрязнял и тем наказывал тело, которое время от времени подводило Рида, требуя удовлетворения своей здоровой сексуальной потребности.
Взяв со столика бутылку, он отлил себе в стакан — это тоже добавят к его счету, пускай он даже имел саму мадам, — и залпом осушил его. Пищевод запротестовал и сократился. На глазах выступили слезы. От виски по животу до самого паха неторопливо, медленно разливалось тепло. Риду стало чуть-чуть лучше.
Он лег на спину и стал смотреть в потолок, надеясь, что заснет; он радовался этим желанным минутам отдыха, когда не нужно было ни говорить, ни двигаться, ни думать.
Глаза его закрылись. Перед ним тут же, словно нарисованное на внутренней стороне век, возникло залитое солнцем лицо, обрамленное растрепанными рыжевато-каштановыми волосами. Его член, опавший было от изнеможения, набух и вытянулся, доставив ему больше удовольствия, чем все, что он испытал за вечер.
На этот раз, против обычного, Рид и не думал отмахиваться от видения. Пусть остается и живет своей жизнью. Он охотно отдался игре воображения. Он видел, как ее голубые глаза заморгали, изумляясь чувственности своей хозяйки, заметил, как язык нервно скользнул по нижней губке.
Он ощутил, как она прижимается к нему и ее сердце бьется в такт его сердцу, чувствовал под пальцами ее спутанные волосы.
Он вновь ощутил вкус ее губ, языка, который робко заигрывал с его языком.
Он не заметил, как у него вырвался негромкий стон, а пенис непроизвольно дернулся и на кончике выступила капелька влаги. Желание душило его.
— Рид!
Дверь в комнату распахнулась, вбежала мадам, растерявшая все свое хладнокровие и элегантность.
— Рид! — повторила она, едва дыша.
— Какого черта? — Одним движением он опустил ноги на пол и встал. Он и не собирался смущаться своего очевидного чувственного возбуждения. Случилось, видимо, нечто очень скверное.
За все годы знакомства он ни разу не видел, чтобы Нора потеряла самообладание, но сейчас глаза ее расширились от страха. Она еще и рта не раскрыла, а он уже натягивал трусы.
— Только что позвонили.
— Кто?
— Из твоего участка. Что-то срочное.
— Где? — Он уже стоял в джинсах и расстегнутой рубашке, засовывая ноги в сапоги.
— На ранчо.
Он замер и повернул к ней голову:
— На ранчо Минтонов? — Она кивнула. — Что за происшествие?
— Помощник не сказал. Ей-богу, не сказал, — поспешно добавила она, видя, что он готов усомниться в ее правдивости.
— Происшествие касается какого-то лица или всего ранчо?
— Не знаю, Рид. Мне показалось — и то и другое сразу. Он сказал только, что тебе нужно поскорее быть там. Могу я чем-то помочь?
— Позвони им и скажи, что я уже выехал. — Схватив куртку и шляпу, он оттолкнул Нору и выбежал в коридор. — Спасибо.
— Дай мне знать, что там стряслось, — крикнула она вдогонку, пока Рид сбегал по лестнице.
— Если удается.
Через несколько секунд, бухнув входной дверью, он перескочил через перила крыльца и пустился бежать.
Алекс спала глубоким сном и не отреагировала на стук в дверь. Она решила, что стук ей снится. Громкий голос вывел ее из забытья.
— Вставайте! Откройте дверь.
Она с трудом села на постели и принялась неуверенно нащупывать выключатель ночника, который, как нарочно, всякий раз куда-то девался. Когда лампа наконец загорелась, Алекс заморгала от света.
— Алекс, черт подери! Вставайте! Дверь сотрясалась под ударами его кулака.
— Рид? — охрипшим спросонья голосом спросила она. — Если через десять секунд вы не встанете…
Она взглянула на электронные часы, стоявшие на тумбочке у кровати. Было почти два часа ночи. Шериф либо напился, либо спятил. В любом случае ей незачем открывать дверь, когда он в таком расположении духа.
— Что вам нужно?
Звук ударов изменился; причину Алекс поняла лишь тогда, когда дверная филенка треснула и разлетелась. Рид пинком распахнул дверь и ворвался в комнату.
— Что вы, черт возьми, себе позволяете! — крикнула Алекс; она села, прижав простыню и одеяло к самому подбородку.
— За вами приехал.
Он схватил ее, вместе с постельным бельем сдернул с кровати и поставил на пол, затем вырвал простыню и одеяло из ее судорожно сжатых рук. Дрожа, она стояла перед ним в одних трусиках и майке — ее обычном ночном туалете. Трудно сказать, кто из них двоих был больше разъярен.
Алекс первой обрела дар речи:
— Надеюсь, у вас имеется достаточно веская причина для того, чтобы вышибить мне дверь, шериф.
— Имеется.
Он подошел к туалетному столику, рывком открыл один из ящиков и стал рыться в лежащем там белье.
— Хотелось бы узнать, что за причина.
— Узнаете.
Еще один ящик пал жертвой его нетерпеливых рук. Она подошла поближе и бедром задвинула ящик, едва не прищемив ему пальцы.
