Он изобразил высокий щебечущий голос хозяйки кобылы. Ангус и Алекс расхохотались. Уголком глаза Алекс вдруг заметала, что Рид наблюдает за ними. Он стоял совершенно неподвижно; хотя на таком расстоянии трудно было сказать наверняка, она не сомневалась, что ему эта сцена не по душе. Казалось, его неприязнь, передаваясь по воздуху, волнами бьет в нее с почти ощутимой силой.
— Мне, пожалуй, пора, а то я опоздаю к чаю, — сказала она.
Джуниор положил ей на плечо руку.
— Мама хочет загладить свою вчерашнюю вспышку. Она несказанно рада, что вы приняли ее приглашение. Она вас очень ждет.
Глава 25
Лупе взяла у нее жакет и повела наверх. У двери она помедлила, затем тихонько постучала.
— Войдите.
Лупе распахнула дверь, но не вошла. Поняв это как приглашение, Алекс переступила порог и очутилась в комнате, похожей на кинодекорацию.
— Как красиво! — искренне вырвалось у нее.
— Спасибо, мне тоже нравится. — Сара-Джо взглянула на стоявшую позади служанку. — Лупе, закройте, пожалуйста, дверь. Вы же знаете, я не выношу сквозняков, к тому же рабочие подняли невообразимый шум. И принесите нам сразу чай.
— Слушаюсь, мадам. — Экономка ушла, оставив их наедине. Стоя у двери, Алекс вдруг почувствовала себя неловко в своей длинной шерстяной юбке и замшевых сапогах на низком каблуке. Нет, ее черный костюм был неплох, но выглядел вызывающе современно и абсолютно неуместно среди изысканно-женственного убранства этой обставленной в викторианском стиле комнаты, где пахло, как в дорогом парфюмерном магазине.
В отличие от Алекс, хозяйка вписывалась в эту обстановку так же естественно, как кружащаяся фигурка балерины в музыкальную шкатулку. Ворот ее белой блузки был отделан рюшами, такие же рюши охватывали ее тонкие запястья. Сара-Джо сидела у окна на диване, обтянутом нежно-голубым дамастом, мягкая бежевая юбка веером раскинулась вокруг нее. В лучах послеполуденного солнца ее волосы сверкали, как нимб.
— Входите и садитесь, — Сара-Джо указала на изящный стул подле себя.
Обычно не терявшая самообладания, Алекс, ступая по устланному ковром полу, чувствовала себя смущенно.
— Спасибо за приглашение. Как замечательно, что вы надумали меня позвать.
— Мне необходимо было как можно скорее извиниться перед вами за то, что я наговорила вчера.
— Пустяки. Я уже все забыла.
Джуниор и Ангус вроде бы простили ее за то, что она нечаянно спровоцировала разгром на ранчо. Теперь ее очередь проявить великодушие по отношению к Саре-Джо.
Алекс с любопытством огляделась.
— И в самом деле, прелестная комната. Вы ее сами обставляли?
Смех Сары-Джо был таким же хрупким, как и рука, теребившая рюши на вороте блузки.
— Разумеется. Я бы и на порог не пустила этих ужасных декораторов. Собственно, я просто скопировала свою комнату в родительском доме, всю, до мельчайших деталей. Ангус находит ее слишком вычурной.
Исподволь Алекс старалась найти в комнате хоть какие-то признаки мужского присутствия, какую-нибудь мелочь, свидетельствующую, что мужчина здесь все-таки появляется. Но не находила никаких следов. Как бы прочитав ее мысли, Сара-Джо сказала:
— Его вещи в другой комнате, вон там.
Проследив за ее взглядом, Алекс увидела закрытую дверь.
— Входи, Лупе, — отозвалась Сара-Джо на негромкий стук в дверь. — Вот и наш чай.
Пока Лупе расставляла серебряный сервиз на чайном столике, Алекс начала светскую беседу.
— Вы упомянули родительский дом, миссис Минтон. Это в Кентукки?
— Да, в краю табунов. В краю охотников. Я его обожала. Ее задумчивый взгляд, скользнув по комнате, остановился на окне. Открывавшийся вид не очень-то радовал глаз: нескончаемо тянущаяся на много миль до самого горизонта серовато-коричневая степь. Они наблюдали, как подгоняемый ветром шарик перекати-поля пересек мощенный камнем внутренний дворик и упал в плавательный бассейн. Пейзаж вокруг бассейна был унылым и безжизненным, как хлопковое поле после уборки.
— Земля здесь такая голая. Я скучаю по зелени. Конечно, у нас есть орошаемые пастбища для лошадей, но все это не то. — Она медленно повернула от окна голову и кивком поблагодарила служанку. Лупе удалилась. — Что вам положить в чай?
— Кусочек лимона и сахар, пожалуйста. Одну ложечку. Сара-Джо все делала согласно ритуалу, который, как считала Алекс, зачах еще два поколения назад. И выполняла его тщательно и неспешно. Ее бледные, прозрачные руки плавно двигались. Теперь Алекс понимала, почему этот обычай угас в современной Америке. Просто ни у кого нет времени.
— Бутерброды, пожалуйста. Они с огурцом и сливочным сыром.
— В таком случае, непременно, — улыбнулась Алекс. Положив на маленькую тарелочку бутерброд и два пирожных, Сара-Джо передала ее Алекс, которая уже расстелила на коленях кружевную салфетку.
— Спасибо.
Алекс отпила чаю и объявила, что он выше всяких похвал. Бутерброд представлял собой тонюсенький ломтик хлеба без корки, на которой было намазано что-то прохладное и маслянистое. Она боялась, что желудок ее грубо заурчит, жадно поглощая крохотную порцию. Ведь завтрак она проспала, а обедать перед тем, как идти в гости, ей показалось излишним.
Попробовав пирожного, она спросила:
— Вы часто навещаете родных в Кентукки? Хозяйка налила себе чаю по собственному вкусу и медленно помешивала его.
— Я была там только дважды — на похоронах родителей.
— Простите, я не хотела затрагивать такую грустную тему.
— У меня никого не осталось, кроме Ангуса и Джуниора. Но ведь любой человек с мало-мальским характером рано или поздно свыкается с утратами. — Она поставила чашку с блюдцем на стол так осторожно, что фарфор даже не звякнул. Не поднимая головы, она исподлобья посмотрела на Алекс. — А вы никак не можете, да?
Алекс положила обратно на тарелку недоеденное пирожное, чувствуя, что разговор подошел к тому, ради чего ее и пригласили на чай.
— Никак не могу чего?
— Никак не поймете, что мертвых лучше не тревожить. Линия фронта была определена. Алекс поставила чайный прибор обратно на серебряный поднос, даже убрала с колеи тонкую, как паутина, салфетку.
— Вы имеете в виду мою мать?
— Именно. Ваше расследование, мисс Гейтер, расстроило жизнь моей семьи.
— Приношу извинения за беспокойство. Однако причинять его меня вынуждают обстоятельства.
— Какие-то подонки бесчинствовали в нашем имении, жизнь и здоровье всех лошадей, и наших, и чужих, а значит, и самое наше существование, были в опасности.
— Очень неприятное происшествие. Не могу передать вам, как мне жаль, что это произошло, — сказала Алекс в надежде, что Сара-Джо ее поймет. — Но поверьте, я не имела к этому никакого отношения.
