Никем не управляемая мельница подобно некоему допотопному чудовищу быстро приближалась по самой середине течения. Мощные лопасти проворно вращались и разъяренных струях воды, и жернов под пустой засыпкой усердно тарахтел, словно перемалывал льющееся бесконечным потоком зерно.
На сооружении, которое столь стремительно неслось к гибели, не было ни души; лишь белая кошка сидела на красной гонтовой крыше и отчаянно мяукала.
Тимар, поравнявшись с мельницей, резко раскрутил над головой канат с крюком на конце и метнул его в сторону мельничного колеса.
Стальной крюк впился в одну из лопастей, движимое водою колесо принялось постепенно наматывать на себя якорный канат и тем самым задало мельнице иное направление - периградскому острову; отлаженный механизм исправно выполнял работу, которая вела все сооружение к неминуемой гибели - к смертоносным скалам.
- Я же говорил: Тимар знает, что делает! - пробурчал Янош Фабула, а Евтим, не скрывая радости, воскликнул: "Молодец, сынок!" - и с такой силой сжал руку дочери, что та от испуга забыла даже про сурков.
- Гляди!
Тимея перевела взгляд на мельницу. Бинокля тут не требовалось, мельница и судно настолько приблизились друг к другу в узком судоходном русле, что между ними оставалось расстояние, дай бог, саженей в десять.
Впрочем, расстояние как раз достаточное для того, чтобы корабль без ущерба для себя смог разминуться с адской машиной.
Тимея не заметила ни опасности, ни счастливого избавления; она видела лишь всеми брошенную белую кошку.
А несчастная животина, увидев приближающееся судно и людей на нем, вскочила с места и с жалобным мяуканьем забегала по краю крыши, прикидывая расстояние от мельницы до судна: сможет ли она перепрыгнуть?
- Ох, бедная киска! - расстроилась Тимея, - Хоть бы нам подплыть поближе, чтобы она смогла сюда перепрыгнуть.
Однако от этой "удачи" судно спасли его святая покровительница и канат, который, все плотнее наматываясь на лопасти колеса, подтягивал мельницу к скалистому остову, подальше с пути корабля.
- Несчастная киска! И такая красивая, беленькая!
- Не расстраивайся, доченька, - утешал Тимею отец. - Как только мельница подплывет к острову, кошка соскочит на берег и раз там живут сурки, то и с голоду не пропадет.
Но белая киска не замечала острова по другую сторону мельницы, а знай себе металась по обращенному к кораблю скату крыши, Тимея махала платком, когда судно благополучно проходило мимо укрощенной мельницы, и кричала ей то по-гречески, то на языке, доступном все кошкам: "Ступай брысь! Прыгай на берег!" - но обезумевшее от страха животное не внимало этим советам.
Затем, в тот момент, когда корма судна поравнялась с мельницей, бурной течение развернуло мельницу, и ее колесо закрутилось в обратную сторону; намотанный на лопасти канат мгновенно размотался, и вырвавшаяся на свободу мельница стремглав понеслась вперед, увлекаемая прибрежным течением.
Белая кошечка, пища от страха, взбежала на конек крыши.
- Ах!..
А мельница неслась навстречу собственной гибели.
За скалою ее подкарауливал водоворот - один из известнейших водоворотов, образуемых реками-гигантами. На каждой навигационной карте это место отмечено двумя изогнутыми стрелками, указывающими противоположные направления. Горе тому кораблю, что забредет ненароком в очерченное стрелками место: по краям огромной воронки вода пузырится, словно доведенная до кипения в раскаленном котле, а спиралевидное завихрение зияем в волнах саженной глубиною. Водоворот проделал в скале углубление в сто двадцать футов, и что попадает в эту могилу, того человеку вовек не извлечь, а уж если туда угодит человека, то в день воскрешения усопших придется с ним повозиться!
И вот теперь течение увлекало высвободившуюся мельницу к этому омуту.
Но прежде чем мельницу туда затянуло, она получила пробоину в дне и, начиная тонуть, опрокинулась набок; мельничное колесо установилось вверх своей гигантской осью, белая кошка взбежала на край оси да так и замерла там, выгнув спину. Подхваченное водоворотом дощатое сооружение описало широкий круг, раз пять повернулось вокруг собственной оси, - каждая доска- балка отзывалась нещадным треском, - а затем скрылось под водой.
Исчезла и белая кошка.
Тимея, содрогаясь от ужаса, закрыла лицо тонким шарфом.
Зато "Святая Варвара" была спасена.
Каждому из возвратившихся на корабль гребцов Евтим пожал руку, а Тимара даже обнял.
Тимар надеялся, что Тимея тоже поблагодарит его.
Тимея же спросила его:
- Что теперь будет с мельницей?
- От нее останутся лишь щепки да труха.
- А как же бедная киска?
Губы девушки дрожали, а в глазах стояли слезы.
- Ей-то уж наверняка конец пришел.
- Но ведь эта мельница принадлежала какому-то бедняку! - воскликнула Тимея.
- Это правда. Но нам необходимо было спасать свой корабль и собственные жизни, иначе мы бы сами утонули: нас, а не мельницу, затянуло бы в водоворот и наши останки выбросило бы потом на берег.
Тимея сквозь застилающие глаза слезы посмотрела на человека, поизносившего эти слова.
И сквозь слезы она заглянула в чуждый, непостижимый ее разумению мир:
"Неужели нам дозволено столкнуть в омут мельницу безвестного бедняка лишь для того, чтобы спасти собственный корабль? Неужели нам дозволено утопить несчастную кошку лишь для того, чтобы самим не погибнуть в пучине?".
Она не желала этого понять.
И с этого момента больше не слушала волшебные сказки Тимара, а сторонилась его.
Сальто-мортале мамонта.
Впрочем, и у Тимара пропала охота рассказывать сказки: не успел он толком отдышаться после жестокой схватки не на жизнь, а на смерть, как Евтим сунул ему бинокль и жестом показал, куда смотреть.
Тимар обернулся, навел бинокль на виднеющийся вдали корабль и медленно, словно разжевывая во рту каждое слово, проговорил:
- Канонерская лодка... Двадцатичетырехвесельная... название ее "Салоники".
И он не отрывал глаз от бинокля до тех пор, пока скалистые зубцы острова Периграда окончательно не заслонили турецкий корабль.
Тогда он вдруг положил бинокль и, поднеся к губам рожок, подал сигнал короткими отрывистыми звуками: сперва три гудка, затем еще шесть, - после чего погонщики принялись подстегивать лошадей, чтобы те бежали порезвее.
Дунай омывает периградский скалистый остров двумя протоками. Один - тот, в котором вдоль сербского берега прорублен канал, чтобы грузовые суда могли подниматься вверх по Дуная. Этот путь удобнее, надежней и дешевле, ведь здесь для продвижения судна требуется вдвое меньше тягловой силы. У румынского его берега вдоль прибрежных скал тоже есть узкий каменистый канал - как раз такой, чтобы там могло поместиться одно судно; однако, чтобы сдвинуть его с места, требуются уже не лошади, а волы, и в лямки впрягают иногда под сто двадцать тягловых животных. Другой проток Дуная, с противоположной стороны острова Периграда, стиснут островом поменьше, но зато перегородившим его поперек. Название этого острова - Рескивал. (Теперь этот остров наполовину взорван, однако во времена нашего повествования еще существовал полностью.) В ущелье, образуемом этими двумя островами, река мчится стрелой, а за его пределами, вверх по течению, разливается полноводно, заполняя пространство меж двух скалистых стен подобно широкому озеру.
