– Но не забывайте, когда-то это был домик управляющего имением.
– Конечно. Мне прекрасно известно об этом.
Госпожа Кабураги не возражала против того, что ей была предоставлена именно эта комната. Когда управляющий ушёл, она встала с кресла и внимательно обошла старомодную комнату, которая смотрелась слишком тесной из-за кровати с белой москитной сеткой. Теперь снова по прошествии шести месяцев она находилась в комнате, куда заглянула, а затем сбежала из дома. Не в её натуре считать такой поворот событий зловещим совпадением. Кроме того, обои в комнате были переклеены.
– Жарко. Если желаешь принять душ…
При этом предложении Юити открыл дверь в узкое книгохранилище размером около трех татами и включил свет. Все книги вынесли. Стены, покрытые безупречными белыми кафельными плитками, ослепили его. Книгохранилище превратили в ванную скромных размеров.
Как странника, вернувшегося в страну, в которой побывал давным-давно, сначала охватывают только старые воспоминания, госпожу Кабураги притягивала лишь невысказанная мука Юити, двойник её собственной боли. Она не увидела в нём перемены. Он выглядел как измученный ребенок, неспособный что-либо предпринять.
Юити пошел в ванную. Послышались звуки льющейся воды. Она потянулась рукой к спине, расстегнула ряд маленьких пуговок и приспустила лиф платья. Её плечи, гладкие как всегда, были наполовину обнаженными. Она не любила электрические вентиляторы, поэтому вытащила из своей сумочки веер с киотским узором из серебряных листьев.
«Его несчастье в счастье, к которому я возвращаюсь, – что за бессердечное сравнение! – думала она. – Его чувства и мои чувства похожи на цветы и листья сакуры, предназначенные увянуть, так и не увидев друг друга».
О ставни бились ночные бабочки. Ей было понятно удушающее нетерпение больших ночных бабочек, разбрасывающих пыльцу со своих крыльев. «Во всяком случае, я могу чувствовать только так. По крайней мере, теперь я могу подбодрить его своим ощущением счастья».
Госпожа Кабураги посмотрела на диван в стиле рококо, на котором часто сиживала с мужем. Только сидела – ничего больше. Даже края их одежды никогда не соприкасались, между ними всегда было определенное расстояние. Неожиданно к ней вернулось воспоминание о двух гротескных тенях – своего мужа и Юити, обнимающих друг друга. Её обнаженным плечам стало холодно.
Она увидела эту сцену случайно. На самом деле это было ненамеренное вмешательство. Ей просто хотелось увидеть Юити в деловой обстановке в её отсутствие. Такие неожиданные желания, по-видимому, всегда влекут за собой самые печальные последствия.
А теперь госпожа Кабураги находится с Юити в этой самой комнате. Она занимает то самое место, которое могло бы занимать счастье. Вместо этого здесь была она. Её поистине дальновидная душа вскоре ясно поняла непреложную истину, что счастье для неё неосуществимо и что Юити никогда не полюбит женщину.
Неожиданно, словно ей стало холодно, она завела руку за спину и застегнула лиф. Пришлось осознать, что все её соблазны будут тщетными. В прежние времена, если была расстегнута хоть одна пуговичка, то это было сделано лишь потому, что она ощущала присутствие мужчины. Если бы один из мужчин, с которыми она общалась в тот период, увидел теперешнюю её скромность, он определенно не поверил бы собственным глазам.
Юити вышел из ванной, причесывая волосы. Его влажное и блестящее молодое лицо напомнило госпоже Кабураги кофейню, где она встретилась с Кёко, и лицо Юити тогда тоже было влажным от внезапного дождя.
Чтобы освободиться от воспоминаний, она обратилась к нему:
– Ладно, говори быстро. Ты вытащил меня в Токио и до сих пор не сказал зачем.
Юити изложил суть произошедшего и попросил помощи. Из всего сказанного было ясно одно – достоверность письма нужно каким-то образом опровергнуть. Госпожа Кабураги быстро приняла дерзкое решение – она пообещала навестить дом Минами на следующий день. Затем она отослала Юити. Она была несколько заинтригована всем этим. Особенность её характера заключалась в том, что в нём естественно сочетался наследственный аристократизм с сердцем продажной шлюхи.
На следующее утро в десять часов семейство Минами встречало «нежданную» гостью. Её препроводили в гостиную на втором этаже. Появилась мать Юити. Госпожа Кабураги сказала, что ей бы хотелось увидеть и Ясуко тоже. Юити остался в своем кабинете, чтобы избавить её от встречи с ним.
Ее немного пополневшее тело было облачено в легкое алое платье. Она постоянно улыбалась, так вежливо и так сдержанно, что даже до того, как она начала свой рассказ, сердце госпожи Минами наполнилось ужасом, заставив её опасаться, что она услышит еще об одном скандале.
– Мне неловко об этом говорить, но электрические вентиляторы и я… О, благодарю вас, – сказала гостья, и ей принесли простой веер. Она держала веер и томно обмахивалась им, её взгляд с интересом замер на лице Ясуко. Впервые после тех танцев в прошлом году эти две женщины сидели друг против друга.
«При других обстоятельствах, – подумала госпожа Кабураги, – я бы ревновала к этой женщине». Однако её сердце ожесточилось, и, возможно, из-за жестокости она чувствовала лишь презрение к красивой молодой жене.
– Ю-тян послал мне телеграмму и попросил приехать.
Вчера вечером я узнала все об этом странном письме. Вот почему я пришла сюда сегодня. Как я понимаю, в письме также говорилось что-то о господине Кабураги.
Вдова Минами молчала, повесив голову. Ясуко подняла глаза и посмотрела прямо на госпожу Кабураги. Затем она сказала тихим, но твердым голосом, обращаясь к своей свекрови:
– Думаю, мне лучше уйти.
Ее свекровь, не желая, чтобы её оставляли одну, остановила её:
– Но госпожа Кабураги оставила свои дела и приехала сюда, чтобы поговорить с нами обеими.
– Да, но я не хочу больше участвовать в обсуждении этого письма.
– Я чувствую то же самое. Но если не обсуждать то, что заслуживает обсуждения, потом можно пожалеть.
То, как эти две женщины обменивались очень правильными словами и в то же время ходили вокруг да около всего одного неприличного слова, было крайне парадоксально.
Госпожа Кабураги вмешалась в их разговор в первый раз:
– Почему, Ясуко?
Ясуко показалось, что они с госпожой Кабураги принимают участие в сикири
[143]
:
– Я просто не желаю думать о содержании этого письма.
