– Как на ваш взгляд?
Мужчины поддразнивая её, комментировали:
– Если ты выйдешь отсюда с красной материей через плечо, все быки сойдут с ума.
Кёко пересмотрела более двадцати отрезов, но ей ничего не понравилось, и она ушла без покупки. Они поднялись на второй этаж ресторана «Банкаро»
[89]
, где подавались китайские блюда, и все трое заказали ранний ужин. Во время разговора Кёко попросила передать тарелку, стоящую перед Юити:
– Кузен Ю-тян, будь добр…
Он не мог не заметить выражения лица Намики, когда она неожиданно произнесла эту фразу.
Этот безвкусно разодетый молодой человек слегка скривил уголки губ, циничная улыбка пробежала по его смуглому лицу. Затем он перевел взгляд с Кёко на Юити и ловко сменил тему разговора. Он заговорил о футбольном матче, проводимом в колледже Юити, о том, как играл в футбол, когда сам учился в колледже.
Было понятно, что он разгадал её хитрость с самого начала. Более того, он просто простил их обоих. Выражение лица Кёко в это время было забавным. Кроме того, чувствовалось её напряжение при словах: «Кузен Ю-тян, будь добр…» Это выдавало тот факт, что такая оговорка сделана намеренно. Невинное выражение её лица, как у презираемой всеми женщины, почти вызывало жалость.
«Никто в этом мире не любит Кёко», – подумал Юити. Холодное сердце этого юноши, который не мог любить женщин, оправдывало тот факт, что никто не любит эту женщину, также отсутствие у него самого каких-то чувств к ней, кроме желания сделать её несчастной. К тому же он не мог удержаться от сожаления, что она уже была несчастна и без его помощи.
После посещения танцзала «Клифсайд» рядом с портом они вернулись к машине и поехали по автомагистрали Кэйхин назад в Токио. Кёко тихо проговорила:
– Не сердись. Господин Намики действительно только друг.
Юити молчал. Кёко опечалилась, она чувствовала, что он все равно ей не верит.
Глава 18.
ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ПОДГЛЯДЫВАЮЩЕГО
Экзамены Юити закончились. Судя по календарю, весна уже наступила. В полдень, когда от порывистого ветра танцевала пыль и улица казалась окутанной желтым туманом, Юити по пути домой с учебы заскочил к Кабураги, как велел ему Нобутака за день до этого.
Для того чтобы добраться до дома Кабураги, ему пришлось выйти на станции недалеко от колледжа. В действительности ему было по дороге. Сегодня госпожа Кабураги должна поехать в офис важного иностранного «друга», чтобы забрать какие-то разрешительные документы, необходимые для нового начинания её мужа. Была договоренность, что Юити отнесет их в офис её мужа. Документы были подготовлены. Только время, когда она должна забрать их, было неясно, поэтому Юити придется ждать, пока она не приедет домой.
Когда он пришёл туда, госпожа Кабураги находилась еще дома. Ей назначили аудиенцию на три часа. Был только час дня.
Жилищем Кабураги служил дом управляющего старым фамильным особняком, который уцелел при пожаре. Многие дворяне самого высшего ранга не владели традиционными особняками в Токио. Отец семьи президента Кабураги сколотил состояние на электрических предприятиях во времена Мэйдзи
[90]
. Он купил малый особняк одного из даймё
[91]
и переехал туда – нечто совершенно исключительное по тем временам. После войны Нобутака избавился от него, чтобы не платить налог на имущество. Он выселил человека, который унаследовал дом управляющего, и поселил его в снятое жилище. Затем он посадил кустарник в качестве ограды между своим и отчужденным главным домом и установил калитку в конце небольшой аллеи, выходящей на улицу.
В главном доме была открыта гостиница. Чете Кабураги пришлось привыкать к веселой музыке нечастых вечеринок. Через те же самые ворота, через которые давным-давно Нобутаки приводил домой из школы домашний учитель, которому он доверял нести свой тяжелый ранец, теперь проезжали лимузины, привозящие издалека гейш, делая круг по подъездной дорожке, и высаживали своих прекрасных пассажирок у впечатляющего портика. Надписи, которые выцарапал Нобутака на опорах своей комнаты для занятий, давно стерлись. Карта острова сокровищ, которую он спрятал под одним из камней в саду тридцать лет назад и забыл о ней, вне всякого сомнения, сгнила, хотя была нарисована цветными карандашами на фанерке.
В доме управляющего насчитывалось семь комнат. Единственная комната над восточным входом была размером больше восьми татами. Эта восточная комната служила как в качестве прибежища Нобутаки, так и комнатой для гостей. Из её окон можно было смотреть прямо на служебное помещение на втором этаже в задней части главного дома, которое затем переделали в гостевую комнату, и на окна, обращенные на кабинет Нобутаки, были установлены ставни.
Однажды, когда обновляли главный дом, он наблюдал, как ломали полку, куда ставили угощение для подачи на стол. В старые времена, выполняя свои функции в большом зале на втором этаже, блестящая черная полка была свидетельницей многочисленных событий. Позолоченные лакированные чаши стояли на ней рядами, служанки торопливо входили и выходили, волоча за собой кимоно. Звук ломаемой полки доносился до него эхом бесчисленных приёмов по случаю каких-то важных жизненных событий.
Нобутака, не будучи сентиментальным, соскользнул вниз и ликовал:
– Рвите её на части! Давайте же! Еще!
Каждый дюйм этой усадьбы был для него пыткой в юности. На тайне, что он любил мужчин, эта добродетельная усадьба всегда лежала невыносимо тяжелым гнетом. Он не знал, сколько раз желал смерти отцу и матери, хотел, чтобы дом сгорел в огне. Но то, что усадьба претерпевает теперь богохульные изменения, что пьяные гейши распевают бессмысленные песенки в зале, где его отец имел обыкновение сидеть с мрачным видом, поражало воображение Нобутаки больше, чем видение усадьбы в огне при воздушном налете.
После переселения в дом управляющего чета Кабураги обновила весь дом в европейском стиле. В токонома они сделали книжные полки, сняли раздвижные перегородки и повесили плотные шелковые занавески. Они перенесли всю европейскую мебель из главного дома и расставили стулья и столы в стиле рококо на коврах, расстеленных поверх татами. Со всеми этими переменами дом Кабураги приобрел вид консульства времен, когда Токио еще назывался Эдо, или апартаментов наложницы иностранца.
Когда пришёл Юити, госпожа Кабураги была одета в черные слаксы и лимонного цвета свитер, поверх которого она набросила черный кардиган. Она сидела в гостиной подле котацу, приподнятого на несколько ступенек. Пальцами с накрашенными красным лаком ногтями она разрывала запечатанную колоду венских карт. Дама была обозначена латинской буквой D, валет – буквой J
[92]
.
